Испытание невиновнстью

— Эстер тоже внебрачный ребенок. Ее мать была ирландка, молоденькая медсестра. Вскоре после того, как ее дочь оказалась у нас, она вышла за американского солдата и попросила, чтобы мы оставили девочку у себя. Не хотела, чтобы муж знал о незаконном ребенке. В конце войны она уехала с мужем в Штаты, и с тех пор мы о ней ничего не слышали.

— У каждого по-своему трагическая история, — заметил Филип. — Все пятеро — несчастные, никому не нужные подкидыши.

— Да, — сказал Лео. — Потому-то Рейчел с такой страстью к ним ко всем и относилась. Хотела, чтобы они почувствовали себя желанными, чтобы у них был свой дом, хотела стать им настоящей матерью.

— Благородное стремление.

— Да, но получилось не так, как она рассчитывала, — вздохнул Лео. — Она свято верила, что кровное родство ничего не значит. На самом же деле оно все-таки имеет значение. В характере, в поведении родных детей обычно есть какая-то особинка, которую узнаешь и понимаешь без слов. А с приемными детьми такой связи нет. Их не понимаешь сердцем, только умом и судишь о них, отталкиваясь только от своих собственных представлений и чувств. Однако нельзя забывать о том, что твои мысли и чувства, возможно, довольно далеки от того, что думают и чувствуют они.

— Вы, вероятно, всегда понимали это?

— Я предостерегал Рейчел, — кивнул Лео. — Но она, конечно, не верила. Отказывалась верить. Она внушала себе, что это ее родные дети.

— Тина всегда казалась мне темной лошадкой, — сказал Филип. — Возможно, потому, что она не совсем белая. Кто был ее отец, вы знаете?

— Кажется, какой-то моряк. Возможно, индиец. Мать не могла точно сказать, — сухо добавил Лео.

— Совершенно непонятно, как она на что реагирует, что думает. Говорит мало. — Филип замолчал. А потом выпалил:

— О чем, интересно, она знает, но помалкивает?

Он заметил, как рука Лео, переворачивавшая страницы, замерла в воздухе. На мгновенье стало тихо, затем Лео спросил:

— Почему вы думаете, что она говорит не все, что знает?

— Но, сэр, это же очевидно, разве нет?

— Мне не очевидно, — сказал Лео.

— Ей известно что-то, что может повредить какому-то определенному лицу, вы не думаете?

— Я думаю, Филип, вы уж простите меня, что рассуждать на эти темы крайне неосмотрительно. Можно нафантазировать лишнее.

— Вы меня хотите припугнуть, сэр?

— Какое вам, в сущности, до всего этого дело, Филип?

— В смысле, что я не полицейский?

— Да. Именно это я хотел сказать. Полицейские обязаны выполнять свою работу. Их долг — разбираться, что и как.

— А вы сами не хотите в этом разобраться? Или.., или вы и без того знаете, кто убийца? Знаете, сэр?

— Нет.

Краткость и страстность его ответа поразили Филипа.

— Нет, — повторил Лео и ударил ладонью по столу. Сейчас он был совсем не похож на того тихого и замкнутого книжного червя, которого так хорошо знал Филип. — Я не знаю, кто убийца! Слышите? Не знаю. Не имею ни малейшего представления. И не хочу, не желаю знать.

Глава 17

— Эстер, а ты что тут делаешь, душечка моя? — спросил Филип.

Он катил в своем кресле по коридору. А Эстер стояла в коридоре у окна. При звуке его голоса она вздрогнула и оглянулась.

— А, это ты, — проговорила она.

— Созерцаешь Вселенную или хочешь выпрыгнуть из окна? — поинтересовался Филип.

— С чего это ты взял? — с вызовом спросила Эстер.

— По лицу прочел, — ответил Филип. — Однако, если ты и вправду задумала такое, предупреждаю: данное окно для подобных целей не годится: оно слишком низко от земли… Ну подумай сама: до чего неприятно будет получить перелом руки и ноги вместо благодатного забвения, которого ты жаждешь.

— Когда-то Микки вылезал из этого окошка и спускался по стволу магнолии. И возвращался тем же путем. А мама об этом и не догадывалась.

— Чего только не скрывают от родителей! Можно целую книгу написать на эту тему. Однако если ты все же подумываешь о том, чтобы свести счеты с жизнью, Эстер, то гораздо надежнее будет прыгнуть с того места, где беседка.

— Это где выступ над самой рекой? Да, там разобьешься в лепешку о камни!

— У тебя слишком пылкое воображение, Эстер. Большинство людей вполне удовлетворила бы газовая духовка: аккуратно сунул туда голову — и порядок. Или того проще: выпить целую пачку снотворного.

— Я рада, что ты здесь, — неожиданно сказала Эстер. — С тобой всегда можно поболтать на любые темы.., о чем угодно.

— Мне ведь теперь больше особенно и заняться нечем, — признался Филип. — Пошли в мою комнату, поболтаем еще. — И, видя, что она колеблется, добавил:

— Мэри внизу, пошла приготовить для меня какое-то несъедобное угощение — своими собственными белыми ручками.

— Мэр меня не поймет, — сказала Эстер.

— Эта верно, — согласился Филип. — Мэри ничегошенькй не поймет.

Он покатил дальше, и Эстер пошла с ним рядом. Она открыла дверь их гостиной и пропустила Филипа вперед.

— А вот ты понимаешь, — сказала она, входя следом. — Почему?

— Видишь ли, бывают ситуации, когда такие мысли не могут не прийти в голову… Например, когда со мной случилась эта история и я понял, что могу остаться калекой на всю жизнь…

— Да, — сказала Эстер. — Это, наверно, было жутко. Жутко. Ты же летчик.