Испытательный срок

Николай Геннадьевич вопросительно на неё посмотрел, но Шаповалова давать пояснений не пожелала. Ксюша сдержала вздох и взяла дело в свои руки.

– Вы сказали о записях.

– Да, они у меня, – Вяземский нервно поправил очки. – Дома, разумеется.

– В них изложено всё то, что вы рассказали?

Николай Геннадьевич замялся, виновато пожевал губами.

– Точно сказать не могу. Видите ли… Они хранятся в футляре, который я не могу вскрыть. Но, думаю, да, там именно это.

– Прекрасно, – Ксюша решительно встала. От медицинской вони голова болела немилосердно. – Значит, мы сейчас за ними поедем. Вам хватит пяти минут, чтобы собраться?

– Да, – Вяземский самоотверженно дёрнул головой. – Минутку, я сейчас… Вы не могли бы…

– Разумеется. Ир, идём, – Оксана толкнула дверь. В просторном кабинете хоть и пахло всё тем же вонючим спиртом, воздуха всё же было побольше.

Шаповалова бесшумным призраком выскользнула из комнатушки. Ксюша притворила пластиковую створку, предоставляя старика его делам, и прислонилась спиной к прохладной стене.

– Ну? Что теперь скажешь? – слабо усмехнулась она, из-под ресниц наблюдая за спутницей.

– Это всё объясняет, – уверенно сказала Ира. – Безопасности не к чему придраться. Да?

– Вроде да. Больше тебя ничего не волнует?

– А что меня должно волновать?

Ксюша насмешливо хмыкнула.

– Действительно.

Ирка, судя по выражению лица, наверняка сказала бы ей что-нибудь резкое, но, на счастье не в меру осмелевшей секретарши, Ксюшин телефон мелодично звякнул. Писал Макс. Безопасность дала отмашку. Началось.

– Меняем планы, – сумрачно сообщила Тимофеева мигом подобравшейся Ире. – Деда берём с собой вместе с записками и дуем к месту событий. Викентьев посреди штурма чужие дневники читать не будет.

– Штурма?

– Да, Ир, мы не только нежить обнаглевшую гоняем, – огрызнулась Ксюша, пряча телефон в карман. – Лучше я тебя у метро высажу, нефиг тебе там делать…

– Я с тобой поеду, – упрямо сказала секретарша, сверля Тимофееву пристальным взглядом.

Ксюша слегка опешила от подобной наглости. Перенервничала девочка… Хочет любоваться на грязную работу – пусть любуется, может, в голове прояснеет. Тимофеева сверилась со временем; если поторопиться, они могут успеть, хоть и не к началу.

– Да пожалуйста. Под ногами не путайся только, – снисходительно бросила она и требовательно постучала в запертую дверь: – Николай Геннадьевич, вы готовы?

Дедок почти сразу открыл и предстал в дверном проёме, как в портретной раме – эдакий аристократ, вынужденный по нынешним скучным временам рядиться в скромный пиджак вместо горностаевой мантии.

– Да, – торжественно подтвердил он. – Да, я готов.

LXVII. Единственный вариант

– Миша!

Старов вздрогнул и обернулся. Натянутые нервы играли с ним злые шутки. Через полупустой вестибюль к нему спешила широко улыбающаяся Аня; в руках у неё была пухлая канцелярская папка. Мишка поспешно махнул коллегам:

– Идите, ребят, сейчас догоню.

В другой раз Макс не упустил бы случая сострить, но не сегодня. Все трое, не говоря ни слова, двинулись к дверям. Старов шагнул Ане навстречу. У них едва ли было больше минуты.

– Анют, – он заставил себя улыбнуться, спрятал за спину похолодевшие руки. – Я сегодня никак. Работа…

– Жалко, – расстроенно проронила Аня. – Серьёзное что-то?

– Да так, – Мишка деланно небрежно дёрнул плечом. – Провозимся долго.

– Сегодня же пятница…

– Ну, дела-то делать надо.

Не смущаясь снующих вокруг служащих, Аня порывисто поцеловала его в щёку. Послать бы всё к лешему и уехать с ней вместе куда-нибудь на край света, где никто не найдёт и не достанет… Он с сожалением отстранился, позволил себе приобнять её за плечи.

– Завтра не обещаю, – осторожно сказал Старов, прикидывая мрачные перспективы, – но в воскресенье обязательно увидимся. Хорошо?

– Ловлю на слове, – заявила Аня. – Удачи тебе.

Да ему-то зачем? Он при самом худшем раскладе проведёт недельку в больнице под надзором травматолога и специалиста по проклятиям. Как раз у Донских освободилось местечко… Тришину перевели вчера в палату для реабилитации, отсыпаться и приходить в себя. Разговор с ней вышел долгим; нехитрые вопросы, брошенные вскользь фразы, осторожные просьбы по одной выплетали из плотного узора чар отдельные нити, пока истончившееся кружево не развеялось окончательно. Опрашивал свидетельницу уже Мишка; вымотанный этим последним усилием Ярослав молча слушал, изредка кивая своим мыслям. Рассказ девушки не принёс им ничего принципиально нового – лишь прибавил несколько строк к обвинениям против лже-Ельцова. Она вспомнила не всё; почти все встречи со злокозненным волхвом начисто изгладились из её памяти – Ярик сказал, навсегда. Домой Тришину не отпустили тщательно оберегавшие дело безопасники; с медперсонала стребовали клятвы о неразглашении, Веру посадили под замок. О том, какое ей грозит наказание, Старов старался не думать.

– Зря тебя напрягали, – виновато сказал он Зарецкому, прежде чем пожать на прощание руку. – Узнай мы это хоть недельку назад…

– Нет, почему зря? Заклятие же я снял, – пожал плечами тот.