Испытательный срок. Лучшая фантастика – 2025

А потом Зигфрид увидел Мать-Императрицу. Ее студенистое тело, пульсируя, раскинулось вдоль перестроенной под нее ложи. Несколько щупалец свисали в партер, касаясь макушек зрителей. Вода стекала с нее, пропитывая сыростью бархат и старое, благородное дерево. Мать-Императрица что-то жрала – что-то, что дергалось, извивалось и даже, кажется, просило отпустить.

А еще там, рядом с ней, была вице-императорская семья.

Они были еще живы. Возможно, даже все эти годы они понимали, что происходит, – и, как и все, будучи под гипнозом, смирялись со своей участью. Понимали ли они, осознавали ли, что все они – и вице-император, и вице-императрица, и их дети – насажены, как перчаточные куклы, на длинные, гибкие серые щупальца твари, которая именовала себя – или так ее стали именовать преданные подданные – Матерью-Императрицей? Одно из щупалец дернулось и сократилось – вице-император наклонился и помахал подданным. Изо рта у него потекла ниточка сукровицы. Глаза закатились в агонии.

* * *

Зигфрид медленно, шатаясь, сгибаясь под грузом воспоминаний и открывшейся ему правды, отстегнул повязку лангетки. Даже шкатулка, казалось, уже не так жгла – настоящий огонь пылал где-то в его нутре, выжигая страх и опасения, переплавляя их в отчаяние и решимость.

Фрак начал сползать с плеча, открывая тайник, но это уже было неважно. Счет шел на минуты, никто бы из слуг Древних не успел добежать до него, прежде чем… Прежде чем что? Настала пора узнать.

И тогда Зигфрид – Алексей Зимин – щелкнул замками шкатулки.

ОЛЬГА

Это было ми второй октавы, когда Ольга вдруг поперхнулась. Оркестр остановился. Она попыталась начать с этой же фразы – но поперхнулась опять. Затем – с фразы раньше – оркестр попытался подстроиться под нее, и ему это удалось, но она снова поперхнулась.

Слова застряли в горле, словно сухие крошки. Она стала царапать пальцами кожу, чтобы вытолкнуть их, чтобы сделать хоть что-то, лишь бы вернуть голос: сейчас она была бы готова даже разорвать себе горло – но этого не потребовалось. Рот вдруг наполнился теплым и густым, отдающим металлическим привкусом.

И она выхаркнула пригоршню крови прямо на скобленые доски старой сцены. В алых потеках она увидела сухие листья.

«ЗИГФРИД»

Крышка откинулась моментально – и на мгновение Алексею показалось, что из нее сейчас выскочит старая, потертая голова уродливого клоуна на пружинке. Но ничего не выскакивало. Ничто не поднималось клубами, не вырывалось пламенем, не истекало пламенем – словно то, что там стремилось наружу все эти дни, вдруг затихло. Успокоилось. Умерло.

На сцене за спиной Алексея что-то происходило. Голос певицы сорвался, и она никак не могла снова начать – кашляла и хрипела. Оркестр неуверенно перескакивал с одной ноты на другую, словно пытаясь уловить мельчайший намек и понять, откуда вступать. Публика начала роптать. Раздался слабый свист – впрочем, пока еще никем не поддержанный.

Мать-Императрица заколыхалась – кажется, ей тоже не понравилась задержка на сцене. А может быть, просто общее волнение в зале? Понимала ли она музыку? Могла ли она вообще слышать?

Кажется, его мысли выдали себя. Мать-Императрица повернула к нему свою огромную лобастую голову. Единственный глаз вперился в него.

Алексей замер. Он стоял с открытой шкатулкой – а взгляд твари ощупывал его, утягивая в черный провал своего зрачка. А потом глаз подернулся мутной пленкой – и Мать-Императрица отвернулась.

Только сейчас Алексей осознал, что у него из носа идет кровь.

ОЛЬГА

Ольга отступила к кулисам и схватилась за тонкую тканевую перемычку. Кашель больше не рвался из горла – но внутри ее, где-то под сердцем, ослепительными вспышками боли что-то ворочалось и продиралось наружу. Она опустила глаза – корсет бугрился и опадал, словно что-то острое и твердое тыкалось в него.

«ЗИГФРИД»

Что-то защекотало пальцы. Алексей опустил взгляд. Через бортики шкатулки неловко, неуклюже переваливались и спрыгивали на красный ковер дорожки маленькие фигурки. Сбитые из плотного песка человечки выстраивались в квадрат, деловито перебегая из шеренги в шеренгу. Это было бы мило и даже забавно – если бы от них не шел испепеляющий жар. От которого воздух шел волнами, а пот вскипал на коже.

Ублюдок Древних увидел их первым. Глаза выпучились, жабры, вырвавшись из-под воротничка, расщеперились, кожа пошла буграми – он бы перекинулся прямо сейчас, если бы рядом была емкость с водой. Но пока он мог лишь хватать разъехавшимся от уха до уха ртом воздух и едва слышно шипеть:

– Преда-а-а-атель… Раб тварей пус-с-с-стынь…

– Они тоже Боги, – так же тихо ответил Алексей. – И они тоже хотят править.

И вздрогнул, услышав эти свои слова. Вместе с мороком, наведенным Водными Древними, с него сползло и собственное, взлелеянное своими же руками заблуждение: Боги Пустынь не хотят освободить Российскую империю от Матери-Императрицы и ее ублюдков – они собираются править сами.