Трактовка вопроса о листопаде в «Исследовании о растениях» отличается от прежней, даваемой Феофрастом раньше, во многих отношениях. Во-первых, он не удовлетворяется делением растений на вечнозеленые и теряющие листву, а подмечает особенности, характеризующие листопад у отдельных древесных групп, и ставит все явления в связь с окружающей средой. Ни слова о «холодной» и «теплой» природе растения: если раньше, как мы видели, он использует чувственно воспринимаемое для объяснения свойства только умопостигаемого (обжигающий вкус растения, например, свидетельствует о его «теплой» природе), то сейчас он не страшится поставить в связь только реальные явления, поддающиеся наблюдению. Отныне они становятся предметом его исключительного внимания, причем он хочет дать максимальную их совокупность: метафизике в его исканиях и объяснениях больше нет места. Поэтому в позднейших его работах, например в «Исследовании о растениях», совершенно почти отсутствует метафизическое понятие «первопричины», заставляющее сводить явления к «началам», т. е. исконным элементам природы, как представлялись они уму греческих натурфилософов и к которым относятся и «теплое» и «холодное» в растениях. Интересно сравнивать в этом отношении поздние и ранние работы Феофраста, трактующие об одних и тех же вопросах, например: «Исследование...» (II.1.4), где, говоря о способах разведения растений и о тех изменениях, которые с растениями происходят, он тщательно избегает слова «причина», и «Причины...» (I.1—9) (главы, посвященные тем же вопросам и разбирающие их на основании того же самого фактического материала), или главы о болезнях растений в позднем «Исследовании...» (IV.14—16) и в ранних «Причинах...» (V.8—18): в поздней работе он тщательно избегает самого слова «причина»; в ранней — оно неизменно повторяется.
Заменив метафизические построения наблюдением над конкретным материалом растительного царства, Феофраст старается теперь всячески избегать схематизма, неизменно указывает предел, за которым начинается область, нуждающаяся еще в исследованиях и разысканиях, приводит разные версии рассказа об одних и тех же растениях (ср., например рассказы о сильфий в «Исследовании...», VI.3) и никогда не замалчивает фактов, идущих вразрез с его убеждениями. Чрезвычайно интересно рассмотреть его отношение к вопросу о самопроизвольном возникновении растений. В ранней своей работе («Причины...», I.1.2) он не находил ничего удивительного в том, что некоторые растения вырастают не из семян, а самопроизвольно образуются в лоне земли. В «Исследованиях...» (III.1.4—6) он высказывается по этому поводу чрезвычайно сдержанно. Приведя мнения Анаксагора, Диогена из Аполлонии и Клидема относительно самопроизвольного зарождения, он замечает, что такое зарождение «не поддается нашему чувственному восприятию», и приводит объяснение тех случаев, когда, казалось бы, можно было говорить о самопроизвольном возникновении: реки при разливе или изменений своего русла уносят с собой семена разных деревьев, и в местах, где этих древесных пород никогда не было, они вдруг появляются. Вода из оросительных каналов разносит с собой сорняки. Ливень сбивает семена и потоками дождевой воды заносит их далеко от родного места: «семена вещей», которые, по словам Анаксагора, прибивает дождем к земле и которые дают, по его мнению, начало растительности, зачеркнуты этим эмпирическим объяснением. Не все, однако, Феофраст был в состоянии объяснить эмпирически. Почему, например, на Крите «стоит только вскопать и пошевелить землю», как появляются кипарисы, — дерево, свойственное этой стране? Приведенные Феофрастом объяснения здесь явно оказывались недостаточными, и его научная честность не позволяет ему ни замалчиваний, ни натяжек: может быть, в данном случае, семена уже находились в земле, а может быть, сама земля «пришла в соответственное [для произрастания растений], состояние». Таким образом, указав, что самопроизвольное зарождение не поддается нашему восприятию, отклонив возможность его для одних случаев и приведя возможность совершенно реального объяснения для других (нахождение семян в почве еще раньше), он, тем не менее, допускает в качестве гипотезы и существование самопроизвольного возникновения.