Истина существует. Жизнь Андрея Зализняка в рассказах ее участников

— Что олимпиада существует, — рассказывает Зализняк В. А. Успенскому, — я узнал от агитаторши, которая была прислана от филологического факультета и случайно попала в нашу развалюху. Валя Прохорова. Валентина… не знаю по отчеству, очень молодая преподавательница. Потому что Пресня входила в зону агитационного обслуживания университета.

И что-то она там заметила в доме, какие-то из этих моих грамматик, и сказала: «Приходите к нам на олимпиаду». Так, конечно, я не узнал бы никогда.

ВАУ: И там получили первую премию?

ААЗ: Да.

ВАУ: И в десятом первую премию?

ААЗ: Да.

ВАУ: Ну, после этого было ясно, что надо идти на филологический факультет.

ААЗ: Да. Да. Да.

ВАУ: И золотую медаль еще получили.

ААЗ: Да.

ВАУ: И после этого вас приняли без экзаменов.

ААЗ: Да.

ВАУ: На какое отделение?

ААЗ: На романо-германское отделение. На английский язык.

— В 1952 году Андрей поступил в университет, — говорит его мама, Татьяна Константиновна. — Он постоянно на олимпиадах толокся. Не знаю, почему он увлекся лингвистикой. А что с ним было делать? Раз интересуется, пускай занимается этим. Он ходил на эти олимпиады, ему было интересно. Он сам там чем-то занимался. Слава богу, есть занятие.

«Тогда выпало на французский»

— История, которая прекрасно датируется, — рассказывает Зализняк. — Датируется она началом войны в Корее. Это ровно середина июля, если не ошибаюсь, 1950 года. Это тоже приключение, которое имело последствия для всей моей жизни, вплоть до сегодняшнего дня. Состояло оно в том, что с одним моим приятелем — не из главных моих друзей — мы договорились поехать к нему в деревню под станцию Уваровка. Это в районе Бородина, Дорохова — 140 километров от Москвы до деревни было, это важно. На велосипедах.

Минское шоссе — это была трасса для нас; а вот 14 км в сторону — это мы пробирались там по полколеса в грязи. Это незабываемо. Деревня была в 1950 году в такой степени глуши — чудовищный, конечно, голод, все что угодно. Совершенная дичь.

И там, однако же, была спортивная жизнь, состоящая в том, что одна деревня играла на другую. Играла в футбол. И, конечно, участвовали и жители, и гости, и кто угодно. Поле было даже неплохое. Ворота были.

Участвовали самые разные — от мальчишек до футболистов, потому что, в частности, в противоположной команде был даже один футболист из молодежного «Торпедо», который там почему-то оказался. Он не отказался тоже играть. Что сыграло некоторую роль в моей жизни.

ВАУ: Это он выбил зуб вам?

ААЗ: Зуб — это ерунда. Зуб выбил не он… Я всегда был вратарь в футболе. У меня, считалось, была хорошая реакция и не очень хорошая цепкость. Реакция действительно была очень хорошая. А цепкость… Реакция — это до мяча допрыгнуть, а цепкость состоит в том, чтобы его удержать. А не просто его отбить. Цепкость состоит в том, что мяч намертво остается в руках у вратаря.

ВАУ: Это правильнее, чем отбить?

ААЗ: Ну, а как вы думаете?! Отбить — это значит снова лотерея!

ВАУ: А если он у вратаря, то потом он отбивает его, куда хочет!

ААЗ: Ну естественно. Это выигрыш. Естественно, это очень большая разница. Это вратарское занятие меня очень увлекало. Мне очень нравилась своя реактивность. Умение падать мне нравилось. Я забавлялся очень долгое время тем, что произвольно падал на месте. Ну, как вратарю и положено. Чтоб ничего плохого не было. Это помогло мне, потому что однажды, действительно уже совершенно в таком возрасте, когда пора было ломать кости, я упал удачно вполне.

ВАУ: Не в футболе, а просто упали?

ААЗ: Нет. С велосипеда. Это не так уж даже давно.

А кроме того, я еще плохо знал тогда настоящие правила футбольные. Ну, дворовый же был футбол. Самое главное — я считал, что героический поступок вратаря состоит в том, чтобы броситься в ноги нападающему. Сейчас за это выгоняют с поля. Это запрещенная вещь: вратарь не имеет права бросаться в ноги нападающему. Не потому, что его убьют. А потому что правила запрещают. Убить-то убьют… Короче говоря, вот я и бросился в ноги…

ВАУ: Этому футболисту?

ААЗ: Ровно этому торпедовцу, да. Он упал коленом мне в нос. Он не виноват. Достиг следующего: перелом носа, сотрясение мозга и еще какие-то там повреждения — глаза, еще чего-то… Тридцать шесть часов без сознания!

ВАУ: Тридцать шесть часов без сознания?! В глухой деревне!

ААЗ: В глухой деревне. Я очень помню, когда это произошло. Я мяч уже взял к этому моменту. Я встал, мяч у меня выпал из рук — и эти паршивцы еще его забили! Не понимая, что… Только после этого я рухнул. И очнулся только через 36 часов. Когда спокойно уже вся деревня считала, что надо хоронить. Вот такая история. Ну, дальше что? Дальше: «Ну что, проснулся? Давай мы тебе грибов нажарим».

ВАУ: Что, и все?

ААЗ: Ну что вы, конечно, не все. До сих пор чувствуется, до сих пор у меня сломан нос, и сейчас.

ВАУ: Подождите, что значит — сломан? Он сам, так сказать, соединился?

ААЗ: Ну, все срастается.

ВАУ: К врачам, к хирургам вы так и не обращались?

ААЗ: Ну, со временем. Моя мама отправила меня к разным специалистам.

ВАУ: Нет, подождите, подождите! Обратно добирались на велосипеде?