Истина существует. Жизнь Андрея Зализняка в рассказах ее участников

Диссертация Зализняка называлась «Классификация и синтез именных парадигм современного русского языка». О том, как проходила ее защита в Институте славяноведения, подробно пишет В. А. Успенский в третьей книге своих «Трудов по нематематике».

Защита кандидатской диссертации была назначена на 31 марта 1965 года. Непосредственно перед защитой председателю ученого совета (он же — директор Института славяноведения) И. А. Хренову было вручено письмо за подписями члена-корреспондента АН СССР Р. И. Аванесова, кандидата филологических наук Ю. Д. Апресяна и двух докторов наук, П. С. Кузнецова и В. А. Успенского. В письме содержалась аргументированная просьба рассматривать предстоящую защиту не только как кандидатскую, но одновременно и как докторскую.

«Результатом письма, — пишет Успенский, — было то, что сразу после его оглашения заседание ученого совета было прервано и квартет подписавших письмо был приглашен Хреновым в свой кабинет. Там хозяином кабинета было высказано следующее суждение (надо признать, довольно справедливое): все это для него, как и для ученого совета в целом, совершенно неожиданно, вопрос должным образом не проработан, а потому имеются две возможности — либо немедленно состоится кандидатская защита, либо заседание отменяется и проблема будет изучаться. С согласия вызванного в кабинет диссертанта из двух указанных возможностей была выбрана вторая. <…> Новое заседание было назначено на 26 мая».

На эту защиту помимо обязательных отзывов оппонентов и сторонней организации (отзыв сектора структурной и прикладной лингвистики Института языкознания АН СССР был подписан завсектором доктором филологических наук А. А. Реформатским и ученым секретарем И. А. Мельчуком) были представлены еще и несколько писем, рекомендовавших присудить Зализняку степень доктора наук, в том числе от академиков А. И. Берга и А. Н. Колмогорова. Колмогоров писал: «Работа „Классификация и синтез именных парадигм современного русского языка“, представленная А. А. Зализняком в качестве кандидатской диссертации, по моему мнению, должна занять выдающееся место не только в русском, но и в общем языкознании, так как, насколько мне известно, ни в отечественной, ни в зарубежной литературе исчерпывающему формальному исследованию современными в смысле логических приемов методами не подвергался столь большой массив фактов».

— Когда Андрей защищал кандидатскую диссертацию, — рассказывает Елена Викторовна Падучева, — ее защитить не удалось, потому что предложили защищать докторскую, и это все отложилось.

А уже была заказана огромная кастрюля с рисом в ресторане «Узбекистон» на банкет, и все это пришлось отменить. То есть, вернее, банкет был, на который не пришел Владимир Андреевич [Успенский], поскольку, по его мнению, защиты еще не было.

В этот момент пришла повестка из военкомата, что его направляют в парашютно-десантные войска. Повестка на сборы в парашютно-десантные войска Андрею! И мы взяли билеты в Ленинград и уехали из Москвы. В ответ на повестку.

Но каким-то образом — в общем, там была очень длинная история — как-то удалось это снять, но это Андрей никогда не рассказывал. Удалось отвертеться от армии.

— Защиту докторской вместо кандидатской для Зализняка придумал не я, — рассказывает мне Владимир Андреевич Успенский, — а вторая жена Добрушина [75], которая сказала: «Раз он такой гений, как вы все тут распинаетесь, почему вы не сделаете его сразу доктором?» А это, конечно, было очень важно, потому что кандидатов много, а то, что он стал доктором, его сразу выделило среди всех. Кандидатов абсолютно много, и никакого интереса они не представляют. А доктор (особенно тогда, сейчас доктор — это говно собачье), а тогда доктор — это было очень серьезно. Нам было совершенно очевидно, что если мы сделаем его доктором, то на него будут смотреть совершенно иначе. Все лингвистическое начальство и все эти вот личности. Что и произошло, конечно. Поэтому это было очень важное политическое решение.

— А Андрей Анатольевич знал, что такое будет?

— Знал. Так неохотно на это шел, но знал. Не противоречил. Там были чрезвычайно интересные моменты. Например, мы с Добрушиным провели целый день у такого академика Берга [76]. Очень влиятельная фигура. Который, я помню, при начале нашего знакомства сказал: «Я могу остановить любое решение Совета министров на один день. Отменить я не могу, но остановить на один день я могу любое». Мы с ним сидим, и в конце он сказал: «Если бы кто-нибудь когда-нибудь потратил бы столько времени на меня, как я трачу на вашего Зализняка, то я не знаю, что было бы. А тут я сижу и целый день занимаюсь вашим Зализняком».

— Он его не знал?

— Не знал.

— Но верил вам на слово?