Истина существует. Жизнь Андрея Зализняка в рассказах ее участников

— Э, нет, благодарность — это слишком вульгарно сказано. Он принес мне радоваться вместе со мной.

— А разве Зализняк пил водку?

— А там не водка!

— Вы же сказали — бутылок водки?

— А я не прав был. Бутылок вина. Он водку пил, конечно, но в небольшом количестве и не любил ее. Любил вино. И там было вино, вино. Вот он принес мне это количество бутылок вина и рассказал, как там все происходило. А именно: вот там — годен, годен, годен, годен, там что-то — не годен! Он сказал: «Так что теперь мне делать-то?» А ему сказали: «Как что? Идите домой!» Все. Конец.

Но самое интересное следующее. Гордость моя. Гордость моя состоит в том, что защита происходила в мае, а 19 июня этого года пленум ВАКа принял решение выдать Зализняку диплом доктора наук. Я считаю, что это большой спортивный успех. И им очень горжусь. Вот это один из самых трудных моментов был.

— А Зализняк любил, чтобы за него решали такие вещи?

— Да, конечно. Конечно.

Теперь, чтоб вам было еще интереснее. Меня в это время нет в Москве, потому что я улетел в Новосибирск оппонировать Гладкому [77] на его докторской диссертации. И там, в Новосибирске, я узнаю, что… Вы же представляете себе прекрасно, какая движуха идет в ВАКе по поводу защиты диссертации? Что там в какой-то момент это все рассматривает совет по данной науке, а потом оттуда все это идет на пленум ВАКа. Ну, и получаю такое радостное сообщение, что аппарат пленума ВАКа завернул все бумаги обратно. Хорошее сообщение? Как я там не получил на месте инфаркт, это я даже не могу разумно объяснить. А почему? Совершенно правильно. Потому что я, как идиот, не проверил: а что же пишут-то в случае положительного решения? Какая формула?

— А разве не стандартная?

— Стандартная! А какая она? Как вы думаете?

— Ну, считаем достойным присуждения звания, бла-бла-бла-бла.

— Во-во-во-во! Правильно! А там написано так: «Согласиться с мнением диссертационного совета». Но мнений-то два! А потому что в таких случаях проводятся два голосования: одно по кандидатской, а другое по докторской. Сразу, одновременно. С каким мнением соглашаться-то?

— Напортачили, Владимир Андреевич!

— Конечно, я во всем виноват. Конечно. Получив это радостное сообщение, там, в Новосибирске, я начинаю думать, что делать. Но у меня есть план Б для случая совершенно непредвиденных обстоятельств. Вот как раз я это отношу к непредвиденным обстоятельствам, включаю план Б, и план Б состоит в том, что секретарь комиссии ВАКа переделывает уже подписанную (что, вообще говоря, незаконно) — подписанную бумагу. Почему он это переделывает? Ну, там же надо переделать. И он тогда переделывает своей властью эту бумагу.

— А почему секретарь на такое пошел?

— Потому что он включен у меня в план Б. Я уж не буду вам все детали сообщать, но он был включен в план Б.

— То есть стоял под парами?

— Стоял под парами, да. На случай, если происходит неизвестно что. Вот это для меня была очень важная формулировка. «Если произойдет неизвестно что». Потому что предвидеть эту глупость свою я не мог. Значит, он успевает там все это поменять и представить на пленум ВАКа, который 19 июня и принимает соответствующее решение. Причем я должен сказать, что значит — он успевает поменять? Они собирались раз в три месяца или что-нибудь в этом роде. Поэтому если прозеваешь эти сроки, то следующий будет, ну, в лучшем случае в октябре. А к октябрю все может поменяться. Инструкции могут поменяться и вообще хрен знает, что будет. А бумага сама, которую не приняли и которую переделали, она имела вид так называемой восковки. То есть такой бумаги выпуклой, которая путем прикладывания к чему-то дает некоторый тираж. На пленум ВАКа должен пойти тираж — примерно 200 штук. Вот эту восковку, которая где-то у меня даже есть, вот ее всю поменяли, представляете? И все это пошло. Вот это и есть настоящий план Б!

Я взял букет цветов и с ним поехал ко второй жене Добрушина, которая все это придумала. Это была моя личная ей благодарность. Признание заслуг. А признание заслуг второго ранга — это был автореферат Зализняка с надписью. В частности, один из таких рефератов был подарен Наталье Дмитриевне Солженицыной, тогда еще не Солженицыной никакой, а Светловой. Какая ее роль была, я забыл. Но какая-то роль была. Но на меня что впечатление произвело? Когда они выезжали, я получил обратно от нее этот автореферат.

— Чтобы не отобрали на границе?

— Это ей было плевать, на границе. Им разрешили вывезти все что угодно. А такое у нее было правило: все возвращается. Это на меня произвело большое впечатление.

Вот. И уж чтобы кончить моей обидой на Зализняка — я его просил только об одном: когда будет его диплом, утвержденный пленумом, такая бумага хрустящая, то первый человек, который должен его увидеть, должен быть я. Я считаю, это справедливо. Он, конечно, не обратил на это внимания и это не соблюл. И так до конца своей жизни и не понял, насколько он меня обидел. Когда я потом ему пытался напомнить, он сказал: «А, это ваша идиотская история о том, что вы на меня обиделись с этим вашим дипломом? Ну, это глупость какая-то!»