Истина существует. Жизнь Андрея Зализняка в рассказах ее участников

ВАУ: Вот я не знаю, что нужно считать переворотом в языкознании: эту книгу или [перелистывает французско-русский словарь]… Нет, все-таки эту книгу — «Русское именное словоизменение». Это изложение диссертации Андрея Анатольевича. Это отдельная совершенно эпопея, как это все защищалось. Потому что… Всеобщее мнение его друзей и понимателей было, что, если бы вы защищали, скажем, в Московском университете, или в Институте русского языка, или где-нибудь там, скажем, в Институте языкознания, вас провалили бы вообще. Как мне справедливо сказал Тимофей Петрович Ломтев [80]: «А что, собственно, до вашего Зализняка не знали, как склонять слово „стол“?» Ну, вы не любите слишком сильных комплиментов, поэтому заткните уши. Книга эта совершенно гениальная. Потому ее бы просто и провалили, что это переворот в сознании. В лингвистике и в русистике.

Еще за три года до этой беседы, в 2007 году, на вручении Зализняку литературной премии Александра Солженицына в своем вступительном слове В. А. Успенский сказал: «…из наработок, относящихся к склонению, родилась знаменитая монография 1967 года „Русское именное словоизменение“, вошедшая в золотой фонд русской и мировой лингвистики.

Весной 1965 года мне довелось услышать такой вопрос: „А что, до Зализняка не знали, как склоняют русские слова?“ Знали, конечно, но знали на уровне использования языка его носителем, а не на уровне лингвистического описания. Полностью русское склонение было описано впервые именно Зализняком — здесь существенно слово „полностью“.

Впервые было дано исчерпывающее описание, не использующее слов „и так далее“, „и тому подобное“, многоточий и других апелляций к аналогиям».

«Бешеным, нечеловеческим терпением»

Вспоминая, как он перепаивал пишущую машинку, Зализняк говорит В. А. Успенскому:

— Вы это изображаете как что-то очень похвальное, а это не так. Потому что одновременно это и некоторый недостаток. Недостаток состоит в том, что имеется задача, которую можно решить бешеным, нечеловеческим терпением. И есть некоторые люди — вот я, к сожалению, попадаю в эту категорию, — которые по этому пути готовы идти. А между тем существует более достойный способ организации психической и менталитета, состоящий в том, что — если так, то надо изобрести другой способ! Ну, в этом случае — станок изобрести. Это мне напоминает историю с вашей задачей по стереометрии для поступающих на мехмат.

ВАУ: А именно? Я забыл.

ААЗ: Вы мне дали ее решать.

ВАУ: Давно?

ААЗ: Ну конечно, давно. Безумно давно! В пору цветущей нашей деятельности и молодости. Задача, которая оказалась слишком трудной, ее никто не решил, и это был провал для задачной комиссии. Такие задачи бракуются, не должно быть задач, которые никто не может решить. Но я деталей уже не помню… В общем, меня разобрала амбиция, и я стал эту задачу решать. И тупейшим способом, двигаясь через цепь, не знаю там, из восемнадцати треугольников, я ее решил. Притом что настоящее решение состояло вовсе не в этом, а в том, чтобы увидеть сразу: какое-то там сечение дает равное разбиение пирамиды. Или что-нибудь в этом духе, я не помню больше ничего. Этого решения никто не увидел. Но одновременно эта же задача решалась длинным тупым способом тригонометрирования первого треугольника, второго, третьего, пятого, шестого, восемнадцатого — и там она решается. Это решение я предъявил, и вы признали его решением. Это и есть два пути. Так вот, терпение, с помощью которого можно насадить 200 клавиш, — оно из этой же группы. Это то же самое, как известный мой результат Колмогорова.

ВАУ: Какой?

ААЗ: Ну, на семинаре Колмогорова по вычислению энтропии текста. Надо было читать текст Аксакова и угадывать следующую букву. Причем разрешалось угадывать не обязательно точную букву, можно говорить или то-то, или то-то. Или то-то, или то-то, или то-то. И тогда, соответственно, выигрыш стоил не 100%, а 50% или 45% и так далее. Были поданы — весь семинар Колмогорова, там было человек восемь — были поданы результаты. Колмогоров подвел итоги. Сказал, что первое место разделили два решающих: решатель С и решатель З — получив одинаковый результат совершенно противоположными способами. Причем было ясно, на чьей стороне симпатии Колмогорова. Один решатель не упустил ни на одном ходу никакой крошки процентов вероятия, что выпадет правильная буква. Получив изредка 100%, а чаще, там, 50% или 25% и так далее, благодаря чему сумма оказалась замечательной. А другой решатель угадывал слово целиком, шлепал одним ударом и получал сразу 100%, потом проваливался, а потом снова, взрывом, решал все сразу. Довольно ясно, какое из двух решений нравилось Колмогорову.

ВАУ: Второе.

ААЗ: Второе.

ВАУ: Ну, З — это вы. А С кто?

ААЗ: Синай. Так что (как вам сказать?) во всех этих случаях сказывается одно и то же, что меня не особо радует.

ВАУ: Вот эта история с тем, как вы делали пишущую машинку, вас характеризует очень ярко.

ААЗ: Конечно. А «Грамматический словарь» то же самое характеризует.