Истина существует. Жизнь Андрея Зализняка в рассказах ее участников

Прошло совсем немного времени после выхода „Грамматического словаря“, и оказалось, что нужно учить компьютер анализировать и синтезировать формы русских слов. Тут-то и пригодился „Грамматический словарь: выяснилось, что существует полное и четко формализованное описание русского словоизменения, которое и легло в основу большинства компьютерных программ, работающих с русским языком. Так, если ввести в поисковую систему слово „стол“, найдутся и страницы, где написано „стола“, „столу“, „столы“ и так далее, — а ведь для этого компьютер должен знать русскую морфологию. Он ее и знает благодаря „Грамматическому словарю“ — и не зря сегодня почти во всех статьях про русские слова в „Викисловаре“ подписано что-то вроде „тип склонения 2b по классификации А. А. Зализняка“».

Аркадий Борковский рассказывает мне:

— В «Лексиконе» [85] использовался спелчекер мой. Это был 1991–1992 год. Орфографию я делал на основе «Грамматического словаря». Там было простым способом описано все словоизменение всех русских слов: существительных, прилагательных, глаголов. Очень строгое, компактное описание. Оно было более сложное, чем нужно для компьютеров, потому что там все с ударениями, а ударения для компьютера не нужны. Поэтому там приходилось много-много классов склеивать. А в остальном там всем-всем основам, которые есть, были приписаны классы, которые задавали им их парадигму. Сегодня это простая работа. Это можно поручить какому-нибудь студенту в качестве курсовой работы для упражнения сделать, потому что есть корпус. Есть корпус, и все можно вынуть из корпуса, можно понять, одно это слово или нет, и все это расклассифицировать. Но тогда этот корпус был только в голове.

Всем, кто занимался хоть как-то обработкой языка, нужна была морфология.

Потом мы с Воложем [86] хотели построить модель понимания естественного языка, но на том этапе оно никуда дальше, чем морфология на основе зализняковского словаря, не пошло. В «Яндексе» для поиска морфологию взяли Зализняка.

Я думаю, если бы этого словаря не было, то все бы просто работало гораздо хуже, была бы упрощенная модель, которая бы работала с ошибками. Если для спелчекера, она бы не покрывала все формы; если для поиска, то она бы в большей степени путала слова. Но слова в поиске путаются в любом случае, потому что есть омография какая-то, омонимия. Ну качество было бы точно хуже.

Он назывался «Словарь Зализняка», а не «Грамматический словарь», потому что так более конкретно и определенно. Понятно, что: какой словарь — черный.

«Древнерусский потянулся за старославянским»

— Как вы пришли к изучению древнерусского языка?— спрашивает Владимир Андреевич Успенский Зализняка. — При том, что, как я знаю, начали вы с изучения скифских типологий, морфологии санскрита…

ААЗ: Нет. Морфология санскрита — это позже.

ВАУ: Позже? Но явно не с древнерусского…

ААЗ: Не с древнерусского. Но тоже не со скифских… Скифские — это первое, что начали с меня требовать в Институте славяноведения, когда я туда поступил. Это было, следовательно… ну да, это близко к началу. Значит, это был 1961 год.

ВАУ: Ну все равно ваши интересы были какие-то совершенно другие. Хотя бы те курсовые работы…

ААЗ: Да, по другим языкам. Дипломная работа у Вячеслава Всеволодовича Иванова по индоевропейским прошедшим временам.

ВАУ: А как вы дошли до древнерусского? Почему?

ААЗ: Действительно, от древнерусского люди, которые этим занимаются, сильно отделены психологически, потому что это ведомство русского отделения, которое представляет собой другой мир за некоторым барьером. Но на самом деле эта история, как масса других вещей, имеет в себе элементы жизненных случайностей.

ВАУ: А именно?

ААЗ: А именно… Это нас уже толкает в сторону совсем не научных обстоятельств. Мне захотелось помочь одной очень милой девице, которая не могла сдать экзамен по старославянскому. Чрезвычайно суровой и бессмысленной тетке.

ВАУ: Я же помню! Какая же это тетка была?

ААЗ: Нет, тетку не будем вспоминать. Это совершенно лишнее. Во всяком случае, когда я, разговаривая с Самуилом Борисовичем Бернштейном, спросил его, зачем он держит таких глупых теток, он величественно сказал: «А чем вообще отличается одна дура от другой?» С таким величайшим ощущением того, что, собственно, так и должно быть в природе.

Старославянский — это начало занятий славистикой. А древнерусский не как элемент славистики, а как элемент русского языка — его действительно надо присоединять к старославянскому, поскольку это другая зона, — я, пока занимался современным русским языком, той стороной дела не интересовался. Не вдавался в нее. Это действительно связано с попыткой понять, что же можно сделать с преподаванием старославянского языка. Ну, первоначально — на самом примитивном уровне: как подготовить более-менее разумного, достаточно соображающего человека сдавать экзамен при глупых установках на то, что надо знать.