Потому что он не слушает меня. Вернее, не слышит.
— Ты обязана рассказать. Приказы членам других стай — табу и наказуемы.
— То есть своим приказывать можно?
— У альфы есть такое право.
— Вас всех послушать, так Доминик — Владыка и волчьи предки в одном лице! — в сердцах бросила я и оставила Клару с кустом.
Но она догнала меня в гостиной первого этажа, где я смотрела на сугробы за окном и раздумывала над тем, хочу прогуляться или нет.
— Он сделал тебе больно?
— Еще как больно.
— Поговорим об этом?
— Только без лишних ушей. Не против прогуляться?
Учитывая, что лишними сейчас были исключительно уши Доминика, Клара усмехнулась, но больше ни о чем не спрашивала. Только посоветовала:
— Там холодно, оденься потеплее.
Теплой одежды стараниями альфы и его ассистентки было много. Пальто, куртка-пуховик, лыжный костюм, джинсы и свитера. Это не считая шапок, перчаток и шарфов.
Свой выбор я остановила на куртке и пожалела, что не захватила с собой шапку, так как снаружи оказалось действительно холоднее, чем в Крайтоне. Клара тоже набросила на плечи пуховик, и мы направились по расчищенной дорожке в сторону площади.
Несмотря на холод, воздух тут был пьянящий. Такой чистый, свежий. В другой раз я бы с удовольствием наслаждалась прогулкой.
Интересно, почему я продолжаю мерзнуть? Ведь имани мерзнуть не должны, или эта опция от вервольфов не перекочевала?
Я все ждала вопроса от Клары, но она рассказывала про холмы, про сам Морийский лес, про городок вервольфов. Мы дошли до его сердца, поздоровались с Ноа, владельцем кондитерской и кафе, с которым я познакомилась на вечеринке, взяли вкусных булочек и повернули обратно. Отсюда припорошенный снегом особняк напоминал сказочный замок.
— Нравится здесь? — спрашивает Клара.
— Нравилось бы еще больше, не чувствуй я себя пленницей. Не думала, что моя беременность станет такой проблемой.
— Положись на нашего альфу. Он все решит, и скоро сможешь отправиться туда, куда захочешь.
— Ты хотела сказать: куда захочет Доминик. Меня это не устраивает. Не могу, как волчицы. Для меня отношения либо на равных, либо никак.
— У всех разные отношения. Все зависит от того, как их построишь. Зависит от вас двоих. Сейчас же каждый из вас предпочитает обижаться, а не решать проблемы.
— Он отдал мне приказ, — напоминаю я. — Разве так поступают со своими парами?
— Не поступают. В идеальных мирах и в идеальных отношениях. В реальной жизни ошибаются все. Другой вопрос: хочется ли исправлять ошибки, пока не стало слишком поздно?
— Кто-то обещал не вмешиваться в наши отношения с альфой, — напоминаю я. Может, мои слова звучат слишком грубо, но Клара не теряет своего невозмутимого вида.
— А кто сказал, что речь о вас?
Тему обид и ошибок она не развивает, а спросить самой — значит быть готовой ответить откровенностью на откровенность. Но я чувствую, что к этому не готова. Я вообще, оказывается, ко многому не готова. Например, к тому, что сейчас совершенно не знаю, не представляю свое будущее. И что делать со всем на меня свалившимся. Довериться Доминику? Кажется, все члены стаи именно по такому принципу и живут. Делай, как скажет альфа.
Но как можно доверять тому, кого твое мнение совершенно не интересует и кто в любой момент может навязать тебе свою волю?
В особняк мы возвращаемся молча. Я предлагаю Кларе согревающий чай, но она отказывается под предлогом, что на сегодня у нее еще много дел.
— Я приеду в воскресенье, но, если захочется поговорить, можешь записать мой номер.
— Хорошо.
Я оставляю куртку на вешалке и плетусь на кухню: булочки булочками, а нужно нормально питаться. Кажется, об этом думаю не только я, потому что на столе нахожу сохраняющий тепло контейнер с куриным филе, овощами и каким-то сладким соусом.
К этому я тоже начинаю привыкать — к альфовой заботе о будущем потомстве. Хотя в первый день боролась с желанием надеть посудину ему на голову. Но нежелание оставлять себя и дочь без еды пересилило, а готовить самой мне точно не хотелось. Тем более что я очень сомневалась, что готовит сам Доминик: он в последние дни либо сидит в своем кабинете, либо перекидывается в волка и бегает по лесу. Я каждый день видела, как белоснежный хищник покидает особняк и теряется среди деревьев.
Покончив с обедом, поднимаю контейнер, чтобы загрузить его в посудомоечную машину, и обнаруживаю под ним записку. Впервые вижу почерк Доминика, но больше мне писать некому.
Поешь и поднимайся на чердак. Хочу, чтобы ты кое-что увидела.
Даже в коротких словах мне чудится приказ, и внутри поднимается новая волна злости, которую я подавляю на подходе. Вроде бы успокоилась, даже вкусно покушала, и на тебе!