Читаем Истинная правда. Языки средневекового правосудия полностью

63 X 2а 10, f. 77: табличка была установлена в часовне королевского дворца в Париже; X 2а 16, f. 81v: таблички были установлены сразу в двух местах : две таблички — в церкви, еще одна — в ратуше Амьена; X 2а 16, f. 135v-136: одна табличка была установлена в приходской церкви Шато-Тьерри, другая — в соборе Суассона.

64 Эти памятные таблички не имели ничего общего с обличительными рисунками, весьма популярными в Италии, начиная с XIII в. вплоть до XVI в. На них обычно изображались преступники, приговор которым был вынесен заочно. Подробнее об этом см.: Edgerton S.Y. Pictures and Punishment. Воспроизведение некоторых таких рисунков см. в: Ortalli G. "Pingatur in palatio...". La pittura infamante nei secoli XIII-XVI. Rome, 1979. Судя no «Дневнику» Парижского горожанина, такие рисунки имели распространение и во Франции: Journal d'un bourgeois de Paris. § 738-741. P. 378-379.

65 В деле X 2a 15, f. 291 v специально оговаривалось, что памятным знаком может стать либо табличка, либо статуя жертвы. Окончательный выбор оставался за обвиняемым.

66 термин М.А.Бойцова: Бойцов М.А. «Индивидуальность» умершего государя.

Репрезентация покойного правителя в позднесредневековых погребальных церемониях // В своем кругу. Индивид и группа на Западе и Востоке Европы до начала Нового времени / Под. ред. М.А.Бойцова и О.Г.Эксле. М., 2003. С. 129-190, здесь С. 138.

Итак, ритуал снятия с виселицы и публичного покаяния судьи завершался. Преступник, полностью искупив свою вину, возвращал себе привычный облик, а часто - и прежнюю должность70.

Так, Пьер де Морне, сенешал Каркассона, подписавший в 1402 г. приказ о казни четырех клириков и обвиненный в нарушении прав юрисдикции, пережил многолетнее следствие (дело шло с перерывами, возобновляясь в 1408 и 1411 гг.) и в 1414 г. снова вернулся на свою

71

ДОЛЖНОСТЬ .

В деле уже упоминавшегося прево Парижа Гийома де Тиньонвиля приведение приговора в исполнение вообще оказалось отложенным на неопределенный срок именно потому, что обвиняемый занимал слишком высокий пост в королевском суде. Только его смещение с должности в 1408 г. (при захвате Парижа бургиньонами арманьяк Тиньонвиль был заменен на Пьера дез Эссара) позволило решить дело. Однако и после принесения публичного покаяния Гийом де Тиньонвиль не оставил службу: вплоть до своей смерти в 1414 г. он трудился в королевской Счетной палате.

Впрочем, смысл публичного покаяния заключался, очевидно, не только в возвращении провинившегося судьи на старую (или какую-то новую) должность. Прежде всего этот ритуал был призван продемонстрировать окружающим два основных принципа французского королевского правосудия эпохи позднего средневековья: его строгость и милосердие.

72

Отринув (пускай на время) одного из своих членов , заставив его признать свою вину, пережить символическую смерть и очиститься от совершенного преступления, зарождающаяся судебная корпорация тем самым лишний раз могла продемонстрировать окружающим собственную справедливость и профессионализм. Возможность наказать человека, не уничтожая его физически, свидетельствовала о милосердном характере судебной власти, способной исключить месть со стороны родственников невинно убиенной жертвы315.

Совершенно очевидно, что процедура снятия с виселицы (как и любая другая форма публичного покаяния) представляла собой вариант культурно-исторического ритуала и выполняла именно те функции, которые характеризуют так называемый вынуждающий или запрещающий ритуал: функции сообщения (передачи необходимой для окружающих информации), отвода агрессии и создания единого сообщества людей.

Именно последняя из перечисленных функций получала в ритуале снятия с виселицы особое звучание. Признавая за тем или иным судьей право на ошибку и ее исправление, окружающие тем самым предоставляли ему право вновь стать достойным членом общества. Ту же возможность (хотя и посмертно) обретал и несправедливо казненный человек. Социальный порядок таким образом казался вполне восстановленным.

70 Хотя требование лишить проштрафившегося судью занимаемой должности присутствует в половине известных мне апелляций по abus de justice, только в одном случае состав преступления (убийство подозреваемого, укрывшегося в церкви, что давало ему право неприкосновенности) повлек за собой немедленное лишение права занимать любые «королевские или общественные» посты (X 2а 9, f. 181vB- 185А).

71 К сожалению, неизвестно, приносил ли сам де Морне публичное покаяние, но его подчиненные, как мы знаем, были к этому приговорены и потеряли право занимать какие бы то ни было официальные посты. Подробнее см.: Martin-Chabot E. Op.cit. Р. 251-252.

72 Индивидуальный характер покаяния также брал свое начало в покаянии церковном. Ср. у Псевдо- Августина: ".... docens corporali praesentia confitenda peccata, non per nuntium, non per scriptum manifestanda". - De vera et falsapoenitentia ad Christi devotam. Col. 1122 (курсив мой - O.T.).

О пользе фрагментарной рефлексии (вместо заключения)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Интервью и беседы М.Лайтмана с журналистами
Интервью и беседы М.Лайтмана с журналистами

Из всех наук, которые постепенно развивает человечество, исследуя окружающий нас мир, есть одна особая наука, развивающая нас совершенно особым образом. Эта наука называется КАББАЛА. Кроме исследуемого естествознанием нашего материального мира, существует скрытый от нас мир, который изучает эта наука. Мы предчувствуем, что он есть, этот антимир, о котором столько писали фантасты. Почему, не видя его, мы все-таки подозреваем, что он существует? Потому что открывая лишь частные, отрывочные законы мироздания, мы понимаем, что должны существовать более общие законы, более логичные и способные объяснить все грани нашей жизни, нашей личности.

Михаэль Лайтман

Религиоведение / Религия, религиозная литература / Прочая научная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука
Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы
Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы

Как появились университеты в России? Как соотносится их развитие на начальном этапе с общей историей европейских университетов? Книга дает ответы на поставленные вопросы, опираясь на новые архивные источники и концепции современной историографии. История отечественных университетов впервые включена автором в общеевропейский процесс распространения различных, стадиально сменяющих друг друга форм: от средневековой («доклассической») автономной корпорации профессоров и студентов до «классического» исследовательского университета как государственного учреждения. В книге прослежены конкретные контакты, в особенности, между российскими и немецкими университетами, а также общность лежавших в их основе теоретических моделей и связанной с ними государственной политики. Дискуссии, возникавшие тогда между общественными деятелями о применимости европейского опыта для реформирования университетской системы России, сохраняют свою актуальность до сегодняшнего дня.Для историков, преподавателей, студентов и широкого круга читателей, интересующихся историей университетов.

Андрей Юрьевич Андреев

Образование и наука / История / Научная литература / Прочая научная литература