Истинная жизнь Севастьяна Найта

– За своего мужа, разумеется. Мужья почти все дураки, но этот был hors concours[80]. К счастью, это недолго тянулось. Возьмите моих.

Она подала мне и свою зажигалку. Бульдог зарычал во сне. Она подвинулась и поджала ноги, освобождая мне место на софе.

– Вы как будто не слишком хорошо знаете женщин? – спросила она, поглаживая каблучок.

– Меня занимает только одна, – отвечал я.

– Сколько же вам лет? – продолжала она. – Двадцать восемь? Угадала? Нет? Ну, тогда вы старше меня. Но это не важно. О чем бишь я говорила?.. Да, я знаю о ней кое-что – она и сама мне рассказывала, а что-то я сама узнала. Она любила по-настоящему одного только человека – он был женат, это еще было до ее замужества, она тогда была совсем еще девочка, знаете, и то ли она ему надоела, то ли… После этого у нее было несколько связей, но они не оставили никакого следа. Un coeur de femme ne ressuscite jamais[81]. Потом была одна довольно грустная история – она мне ее поведала во всех деталях.

Она засмеялась. Зубы у ней были немного слишком крупны для ее маленького бледного рта.

– У вас такой вид, точно вы сами влюблены в мою подругу, – сказала она игриво. – Кстати сказать, я хотела вас спросить, как вы нашли этот адрес, – что, собственно, побудило вас искать именно Элен?

Я ей рассказал о четырех адресах, добытых в Блауберге. Назвал и имена.

– Это безподобно! – воскликнула она. – Вот это энергия! Voyez vous ca![82] И вы поехали в Берлин? Она оказалась еврейка? Восхитительно! Других вы тоже разыскали?

– Я видел одну, – сказал я, – с меня довольно.

– Которую? – спросила она в припадке неуёмного смеха. – Которую? Уж не Речную ли?

– Нет, – сказал я. – Ее муж женился в другой раз, а сама она исчезла.

– Нет, вы прелесть, прелесть, – сказала мадам Лесерф, вытирая глаза и опять заходясь смехом. – Так и вижу, как вы врываетесь в квартиру и застаете ничего не подозревающую супружескую чету. В жизни не слыхивала ничего более уморительного. Что же, его жена спустила вас с лестницы или как?

– Оставим это, – сказал я довольно сухо. Ее смешливость делалась несносной. Я догадывался, что у нее было французское чувство юмора в том, что касалось отношений супругов, и в другое время оно могло бы мне показаться даже симпатичным; но в тот момент я почувствовал, что такой безцеремонно-неприличный взгляд на мои розыски был несколько оскорбителен для памяти Севастьяна. По мере того как это чувство усиливалось, я вдруг поймал себя на мысли, что, может быть, все это вообще неприлично и что эти мои неловкие попытки затравить призрака вытеснили всякий образ той, кто была последней любовью Севастьяна. Или может быть Севастьяна как раз позабавило бы самое дикообразие поисков, которые я ради него затеял? Увидел ли бы герой биографии во всем этом некий особенный «Найтов поворот», который полностью вознаградил бы незадачливого биографа?

– Простите меня, пожалуйста, – сказала она и положила свою ледяную руку на мою, глядя на меня исподлобья. – Не нужно быть таким обидчивым.

Она быстро поднялась и пошла к ящику из красного дерева в углу. Она наклонилась над ним, и, глядя на ее узкую, как у девочки, спину, я догадался, что она собиралась сделать.

– Нет-нет, Бога ради! – закричал я.

– Не хотите? – сказала она. – А я думала, что музыка вас немного умиротворит. И вообще музыка создает нужную для беседы атмосферу. Нет? Ну как знаете.

Бульдог встряхнулся и снова лег.

– Вот и умница, – сказала она сюсюкающим тоном.

– Вы, кажется, собирались рассказать… – напомнил я ей.

– Да, – сказала она и опять села подле меня, подобрав юбку и поджав под себя ногу. – Да. Видите ли, я не знаю, кто он был, но я поняла так, что это был тяжелый человек. Она говорит, что ей нравилась его внешность, и руки, и манера говорить, и ей показалось, что забавно было бы сделать его своим любовником, – потому что он выглядел таким очень интеллектуальным, а всегда ведь весело видеть, как такой утонченный, холодный, такой весь из себя умный, – вдруг встает на четвереньки и вертит хвостом. Да что с вами, cher Monsieur?

– О чем вы? что все это значит? – вскричал я. – Когда… когда и где это было, этот роман?