По большей части «западничество» – феномен ретроспективный, возникающий в мемуарной литературе, которая формируется весьма рано: прежде всего, это «Былое и думы» Герцена, соответствующие главы которых, посвященные «западникам», «нашим» в терминологии Герцена, появляются в «Полярной звезде» уже в 1858 г., биография Станкевича (1813–1840), изданная Анненковым (1813–1887) в том же году и дополненная собранием его переписки – в эти же годы, чуть ранее, Чернышевский (1828–1889) в «Современнике» дает схему развития русской общественной мысли за предшествующие десятилетия в «Очерках гоголевского периода…». До некоторой степени эта мемориальная традиция приводит к тому, что и завершение славянофильства начинают датировать концом 1850-х гг.: исчезновение из фокуса одной из сторон автоматически лишает конкретности вторую и если «славянофильство» понимается в контексте спора с «западниками», как вторая сторона идейного конфликта, то это определяет и их общую историческую судьбу.
«Западники» и «славянофилы» представляют из себя идейные объединения, построенные по принципиально разному типу, – «западничество», вероятно, является первым образчиком интеллектуального сообщества, выстроенного по позднемодерному типу: оно объединяет единомышленников, для которых их интеллектуальная близость выступает исходным основанием, во многом сгруппировано вокруг журнала. Белинский в 1840 г. писал, что есть «только два средства: кафедра и журнал – все остальное вздор»; «журналистика в наше время все […]. Журнал стоит кафедры». В данном случае им обозначены две основные институции – университет и журнал, позволяющие консолидироваться кругу единомышленников – отличных друг от друга по социальному положению, уровню образования, источникам доходов и т. д. В «западничестве» сошлись и купец, сын известного московского чаеторговца Боткин, и разночинец, сын уездного лекаря, отчисленный с первого курса университета Белинский, незаконный сын большого московского барина Ивана Яковлева Герцен, богатый помещик Тургенев и живущий службой Кавелин – социальные связи выстраивались уже поверх обретенной идейной близости, вне ее все они не могли бы встретиться и сойтись вместе.
Напротив, славянофилы были, пожалуй, последним значимым идейным объединением, выстроенным по модели, свойственной более ранним временам (по ней же выстраивались в свое время и декабристские общества): все они принадлежали к одному социальному кругу, имели схожий культурный опыт – по существу, они все были «московскими дворянами», не в смысле принадлежности к дворянству Московской губернии (большинство из них были записаны в дворянские книги других губерний), но в том отношении, что традиционно проводили зимний сезон в Москве, в своих собственных домах или съемных, на лето разъезжаясь по имениям или подмосковным. Они были знакомы, находились в родственных или соседских связях, связаны множеством социальных нитей еще до того, как обнаружили идейную близость – последняя формировалась поверх всей толщи социальных отношений, которые их связывали, и потому близость их оказывалась одновременно и глубже, и менее подвержена опасностям расхождения из-за разницы во взглядах.
Александр Бакунин (1768–1854) писал в феврале 1836 г. своему сыну, знаменитому Михаилу (1814–1876) – только вступившему в московскую среду, предупреждая его об опасностях, подстерегающих его среди новых связей, которым тот отдавался с энтузиазмом, порывая с прежними, традиционными общностями:
«Следуй собственному твоему произволу и делай, что хочешь; но будь осторожен – на друзей твоих слишком не полагайся, потому что вашу философическую дружбу малейшее несогласие во мнениях, неосторожное слово не только разрушить может, но даже превратить в ненависть, а вечно друг другу потакать, вечно остерегаться невозможно».
Пожилой отец отчетливо видел опасности, сопряженные с новым типом общности – «философической дружбой»: она строилась на единстве воззрений и оттого изменение в последних неизбежно должно было менять отношения дружбы/приятельства. История «западничества» и представляет из себя постоянный перечень подобных испытаний – разрывов, объяснений, компромиссов и окончательных расхождений. Напомним лишь знаменитый эпизод «последней поездки в Соколово», рассказанный Герценом, – про споры о бессмертии души между ним, Огаревым и Грановским, где последний никак не желал расставаться со своей верой: