Истинно русские люди. История русского национализма

В этом отношении показателен выбор, сделанный одним из лидеров уже собственно украинского, а не украинофильского, национального движения, М. Грушевским в 1914 г. – по объявлении войны он, будучи профессором Львовского университета, направился в Киев, полагая, что в начинающейся войне интересы украинства совпадают с интересами Российской империи: в случае победы союзников она должна была приобрести Восточную Галицию, т. е. осуществить воссоединение украинского народа, – и дальнейшее политическое развитие украинства мыслилось им уже в рамках внутреннего реформирования Российской империи. Стремление найти компромисс с Российской империей, мышление в ее рамках подпитывалось и собственно национальной компонентой украинского национального движения – ставящего своей целью «собирание», «воссоединение» украинского народа. Поскольку задача образования независимого украинского государства в ситуации конца XIX – начала XX в. в глазах всех реалистических наблюдателей выступала фантастической, то, за исключением радикалов, вопрос оставался лишь в том, какая из империй способна реализовать задачу «воссоединения» – политическая логика давала лишь один возможный ответ на этот вопрос, делая Российскую империю политическим игроком, способным осуществить («закончить») собирание украинского народа. Отметим прямое продолжение здесь логики не столько даже Костомарова, сколько Максимовича, еще в 1858 г. писавшего о необходимости завершения собирания «Русского мира» и возможности для украинского национального движения выступать союзником имперского центра, как, например, в борьбе против польского влияния в юго-западных губерниях или поставляя кадры для администрации Царства Польского после восстания 1863 г.

Собственно, аналогичную позицию занимал и Драгоманов в 1880-е – 1895 гг., правда, не мысливший необходимым, хотя в принципе и желательным, территориальное соединение всех украинских земель в пределах одного политического целого. Поэтому речь шла не о перспективах отделения, а о возможностях такого политического преобразования Российской империи, которое сделало бы возможным достижение целей украинства. В этой перспективе особенно отчетливо заметно единство деятельности Драгоманова – одновременно как участника русского либерального, конституционалистского движения, обращенного к общероссийским проблемам, и как деятеля украинского национализма, поскольку достижение вторых целей мыслилось им через либерализацию и федерализацию Российской империи.

Необходимо отметить, что зачастую рассмотрение украинофильства и последующего развития украинского национального движения в 1840-х – начале XX в. определяется ретроспективной логикой – как ведущее к образованию самостоятельного национального государства. Здесь логика противников и обличителей украинофильства и украинства и национальный нарратив совпадают (с предсказуемой разницей в знаках). Однако вплоть до 1914–1917 гг. для подавляющего большинства лидеров украинства определяющей рамкой их мышления оставались существующие имперские структуры – только полное обрушение публичного порядка, наступившее в 1917 г., и динамика последующих лет принципиально изменили повестку – империя из угрозы и одновременно из силы, обеспечивающей гражданский порядок, превратилась в политическое прошлое, от которого все, кто имел такую возможность, стремились дистанцироваться. То, принадлежность к чему раньше давала преимущества (или грозила карой в случае отказа), теперь превратилось в обременение, к тому же бессильное поддержать себя. Пьер Паскаль, один из служащих французского посольства в Петрограде в 1917 г., записывал в дневнике о разговорах с фронтовыми офицерами (в данном случае с юго-западного фронта), один из которых теперь определял себя как «кавказца» и противопоставлял себя «русским»: «Они больше не хотят быть русскими: знаю эти грустные речи» (запись от 8.IX. 1917 н. с.). Это быстрые смены идентичности эпохи распада – никто не желает принадлежать к проигравшим – масса «польских», «украинских» и т. п. солдат и офицеров на улицах Петрограда, поток в посольство вспомнивших о своих «французских корнях». Когда Мих. Рябушинский после революции, в декабре 1917 г., добрался до Харькова и там собрался восстанавливать свое банковское дело, то, несмотря на то что был одним из владельцев (вместе с другими членами семейства Рябушинских) Харьковского земельного банка, он встретил сопротивление со стороны как Державного банка (так теперь называлась бывшая Харьковская контора Государственного банка), так и ряда других теперь уже украинских банковских учреждений, ссылавшихся на «заграничный характер» деятельности и т. п., будучи незаинтересованными в появлении нового игрока с большими связями в финансово-промышленном мире.

Лекция 6 Эпоха реформ