Как бы там ни было, но своей цели Рикс добился. Последние дни наставник явно выделял его среди других. Он чаще подзывал его к себе, заглядывал в табличку, что-то поправлял и комментировал. Слушая Хайнрика, "дан-Энрикс" – лицемер! – сосредоточенно кивал, разыгрывая паиньку. Неплохо для ученика, который чуть каждый день получает от мастера Хлорда новые взыскания и тратит вечера то на уборку, то на отмывание котлов на кухне, то на переписывание какой-то ерунды из свода правил Академии! Причин для наказаний было множество. То Пастух слишком дерзко улыбался, когда мастер Вардос сделал ему замечание. То опоздал к тушению огней. То вышел в город с этим своим другом, как там его? С Димаром, кажется. К сожалению, ни одна из этих причин не была достаточно серьезной, чтобы за нее нахального южанина могли бы исключить из Академии. Поэтому и сам Пастух, и большинство его друзей смотрели на взыскания довольно легкомысленно.
Если завтракал и ужинал Дарнторн обычно дома, то вот обедал он в общей столовой, за одним столом со всеми остальными новичками. И каждый раз, глотая чечевичную похлебку, или поднимаясь, чтобы взять кувшин с оремисом, или поливая жареное мясо сливочно-чесночным соусом, он слышал, как Наставник подзывает Рикса и вполголоса отчитывает за какую-то очередную выходку. Мирто и Афейн с улыбкой переглядывались и подмигивали Криксу, если думали, что мастер этого не видит. Лэр, насупившись, смотрел в другую сторону или бросал уничижительные взгляды на Ликара, когда тот, не удержавшись, начинал хихикать. А тактичный Марк, сумевший поселиться в одной комнате с Лэром и Криксом, и при этом не испортить отношений ни с Дарнторном, ни с его друзьями (Льюберт до сих пор не понимал, как ему это удалось), вполголоса просил у Юлиана передать ему какое-нибудь блюдо, ловко отвлекая Лэра от беседы Пастуха с Наставником.
В общем, Дарнторн понимал, что жизнь "дан-Энрикса" в Лаконе ну никак нельзя назвать невыносимой. Со стороны казалось, что его обидчик благоденствует, в то время как самому Льюберту каждый день в учебы приносил все новые причины для раздражения. Наблюдая, как "дан-Энрикс" в окружении своих приятелей идет – точнее, шествует – по галереям Академии, Льюберт испытывал почти что непреодолимое желание догнать южанина и дать ему пинка. Но если избиения на тренировках Рикс переносил стоически, то после такого он, пожалуй, все-таки полез бы в драку. А Дарнторн ни в коем случае не согласился бы еще раз драться с Риксом при свидетелях. Да, собственно, и без свидетелей, пожалуй, тоже.
Льюберт приподнялся на кровати, в первый раз задумавшись, не притвориться ли ему больным, чтобы совсем не ехать в Академию. Тем более, что Дарнторн в самом деле выглядел и чувствовал себя неважно. Накануне он засиделся допоздна у Фавера Фессельда и вернулся уже к ночи, а потом еще не меньше двух часов возился с соколами и борзыми лорда Бейнора, которые, казалось, были сильно удивлены его вниманием в столь поздний час. Слугу, тактично намекнувшего, что молодому господину пора бы ложиться спать, Льюберт, бывший вчера вечером особенно не в духе, осадил так, что тот больше не осмеливался делать ему замечаний. В глубине души Дарнторн уже раскаивался в том, что не послушал данного ему совета, потому что этим утром спать ему хотелось до головокружения. А если вспомнить, что в Лаконе его ждал Пастух, то мысль изобразить серьезное недомогание и не появляться в Академии казалась более чем соблазнительной.