Истинное имя

Юлиан, который поначалу недолюбливал Димара и относился к их знакомству с Криксом крайне подозрительно, вот уже несколько недель не предостерегал друга от общения со старшим. Его отношения к Димару изменилось после их совместных тренировок, не имевших никакого отношения к занятиям в Лаконе. А причиной этих тренировок стал, опять же, Крикс.

Лэр видел все, что происходит между его другом и Дарнторном на тренировочной площадке, и его возмущение было неописуемым. Он негодовал, что Хлорд не поставит Льюберта на место, но еще сильнее возмущался тем, что Крикс по доброй воле терпит издевательства Дарнторна. Он долго добивался от Рикса объяснений, но тот, по какому-то непостижимому упрямству, ничего не отвечал. Как бы нелепо не казалось заподозрить какие-то секреты между мастером и первогодком, Юлиану, наблюдавшему за Криксом, иногда казалось, будто между ним и Хлордом существует какой-то молчаливый уговор, касавшийся Дарнторна, но никому из посторонних содержание этого уговора они открывать не собираются. Тогда Лэр решил взяться за дело с противоположной стороны. Начинать подобный разговор с товарищем было неловко, а не начинать – просто немыслимо. "Ты знаешь, я ведь хорошо фехтую…" – сказал Юлиан однажды после тренировки. – "Ну, может быть, хуже, чем Дарнторн, но все-таки неплохо. Если хочешь, я бы мог… ну, научить тебя чему-нибудь. Что скажешь?". Юлиан боялся, что Крикс коротко ответит "Нет", и этим дело кончится. То, что "дан-Энрикс" очень горд, заметил бы даже слепой. Лэр сомневался, что гордость позволит его побратиму – про себя он уже называл так Рикса, хотя до вступления в галат им оставался еще добрый месяц – принимать чужую помощь, да еще учиться у ровесника. Но Крикс в очередной раз удивил соседа, согласившись быстро и охотно. То ли он вконец устал от Льюберта и захотел однажды поквитаться с ним на тренировочной площадке, то ли просто, как и большинство учеников Лакона, спал и видел, как однажды станет мастером меча. Так и начались их тайные вечерние занятия. Правда, Юлиан довольно скоро обнаружил, что уметь что-нибудь делать самому и знать, как научить тому же самому кого-нибудь другого – совершенно не одно и то же. Он буквально приходил в отчаяние, когда после его неуклюжих объяснений "дан-Энрикс" понимающе кивал и делал как раз то, чего делать ни в коем случае не следовало.

Тогда в их занятия вмешался Дарл. Первый раз, когда он появился на импровизированной тренировке, Лэр с трудом стерпел его присутствие. Будь Юлиан собакой, у него, как у разозленного сторожевого пса, шесть на загривке поднялась бы дыбом. Он напряженно ждал, что старший ученик начнет давать советы, вмешиваться во все происходящее и вообще всеми путями постарается дать всем почувствовать свое превосходство. Но Арклесс был на редкость ненавязчивым. Сидел, смотрел, пару раз по просьбе Крикса что-то объяснял, и – для Лэра это стало полной неожиданностью – явно не меньше самого Юлиана хотел, чтобы Крикс побыстрее наверстал упущенное и сумел дать Дарнторну отпор, какого тот заслуживал. Понемногу Лэр был вынужден скрепя сердце признать, что Дарл проводит время с Криксом вовсе не затем, чтобы покрасоваться перед новичком, не знающим столичной жизни. В конце концов, если уж сам Юлиан невольно восхищался редкостным своеобразием своего друга, его странным и порывистым характером и необычными суждениями, то почему бы не предположить, что Крикс мог, даже не желая этого, заинтересовать и кого-нибудь другого, не связанного с ним ни благодарностью, ни общими врагами в Академии? Так вся его неприязнь к Димару понемногу отступила. Даже на то, что Дарл втравливает Крикса в разные сомнительные предприятия, заканчивающиеся обычно нагоняем от Наставника, Лэр стал смотреть терпимее. Во-первых, за прошедшие полтора месяца он и сам успел почувствовать всю прелесть незаконных вылазок в Верхний город, и был не прочь, вслед за "дан-Энриксом", как-нибудь насолить мастеру Вардосу. А во-вторых, старший брат Юлиана, Уэльредд, окончивший когда-то Академию, в своих рассказах о Лаконе всегда выглядел почти безупречным учеником… но только выглядел. А вот в Лаконе до сих пор гремела слава о его похождениях, самое известное из которых относилось ко временам затяжной вражды между отрядами из Рейнсторна и Свейсборга, когда семнадцатилетний Уэльредд, рискуя сломать шею, забрался на вершину чужой башни и свинтил оттуда флюгер в виде кречета, пронзенного стрелой. В Рейнсторне его встретили овациями, словно полководца, возвратившегося из завоеванной провинции. А мастера даже не нашли для такой выходки достойной кары, так что все еще не отошедшего от своего триумфа Лэра просто посадили на неделю под замок, на хлеб и воду. Слушая подобные истории, Юлиан проникался мыслью, что, возможно, стоит изменить свое отношение к рискованным проделкам и самому продолжить славную семейную традицию. Тем более, что с такими друзьями, как Димар и Крикс, ему, по сути, все равно не оставалось ничего другого.