Арч фыркнул и сунул руки в карманы, пробираясь между скрипучими ящиками и расколотыми половицами к толстой железной двери с решетками на окне. В переулке воняло фекалиями и чем-то начинающим разлагаться. Может быть, собака повалялась в грязи, может быть, собака стала грязью.
— Да? — спросил Арч, оскалив острые зубы, — Ну сейчас мы вышли, да? Только не говори, что не вернусь обратно.
Лицо Тома болело, и он старался держать его невозмутимым. Его руки дрожали, но он постарался, чтобы мужчина ничего не заметил. Вот кем он был, в конце концов, этот мужчина. Он выглядел моложавым из-за незаконных лекарств, зелий с кровью и другими жидкостями, которые меняли внешность благодаря причинению вреда какому-то препубертатному сопящему отродью. Требовался особый тип личности, чтобы вытерпеть это; Том знал, как найти их в тенистых барах или в тех местах, где прячутся беременные жены.
(Тома уже тошнило, черт побери; ему потребовались месяцы, чтобы научиться терпеть это.)
— У меня нет монет, — прямо повторил Том. Брови Арчи поднялись, и мерцание чего-то невысказанного заключило сделку между ними. Том чувствовал к себе такое отвращение, что ему хотелось притвориться, будто из этого ничего не выйдет.
(Том подумал, чувствуя, как соль обжигает ему глаза и щеки, не ад ли это.)
***
Всегда требовалось какое-то мгновение, несколько минут широко раскрытых невидящих глаз и неконтролируемой дрожи, прежде чем мир возвращался в фокус. Его дыхание сотрясало грудь, дрожащий вдох заставлял грудь расширяться, и все продолжалось.
Холодное оцепенение пройдёт как и все остальное; как и все остальное оно сгниет.
— Эй! — крикнул кто-то, хмуро вглядываясь в переулок. Том поморщился, подтягивая колени к груди и слегка подергивая позвоночником.
Незнакомец приблизился к переулку, крадучись заглянул в темноту навеса.
— Честное слово! Мальчик, ты в порядке? Разве ты не знаешь, что здесь опасно?
Том внутренне вздохнул и поморщился от неудачного выбора времени. Он медленно поднял голову, бросив свирепый взгляд в сторону мужчины.
Мужчина был средних лет, со странными усами, которые больше подходили для служащей минестерской обезьяны, чем для волшебника в переулках Лютного. Ансамбль одежды наводил на мысль и о чем-то другом, скорее всего, о грязных деньгах.
Том уже был на вершине отвращения; отвращение к самому себе извивалось как дикий неукротимый зверь, который встал на дыбы и прошептал в его усталое ухо: «Значит, у него есть монеты»
Рот Тома дернулся, он увидел, как глаза мужчины блеснули.
— Я в порядке, — прохрипел Том низким голосом. Рука мужчины дрогнула, приближаясь, больше из-за беспокойства, чем из страха запачкать грязью кожаные ботинки.
— Ты плохо выглядишь, мой мальчик. Тебе нужна помощь?
Протянутая рука, вежливо протянутая. Глаза блуждали по одежде Тома, ловя пятна, как старые, так недавно появившиеся. Рука не отдернулась.
— Я в порядке, — повторил Том, затем изящно взял его за руку, не отстранившись даже тогда, когда мужчина сжал ее чуть крепче, чем положено. Его большой и указательный пальцы обвились вокруг узловатых костей запястья Тома, словно оковы из крови и кожи.
— Мой дорогой, — мужчина слегка поморщился, бросив взгляд на что-то мертвое в углу, — Меня зовут Балазир Дож, а ты кто?
Том заметил, что Дож не отпускает его запястье.
— Никто важный, — прохрипел Том, морщась от боли в теле, — Если только вам не все равно.
Дож колебался слишком долго, чтобы дать Тому хоть какую-то уверенность.
— Лютный-это нехорошее место, — прошептал Том, мельком взглянув на руку — вероятно, продолжая в таком темпе, она будет в синяках. — Зачем вы здесь, Дож?
Хватка усилилась. Будет синяк.
— Я могу спросить тебя о том же, — ответил Дож, понизив голос и окинув взглядом чистые, но спутанные волосы Тома. Грязные и корявые у корней от неудачного обращения. — Ты, вероятно, мог бы найти работу и в лучших местах, мой дорогой.
Улыбка Тома обнажила все зубы, расщатанные и дребезжащие, как шипение в груди.
— Я, э-э, ищу потенциальных клиентов в нескольких тавернах в этом районе, — Дож быстро откашлялся, — Я, видишь ли, служащий министерства.
Это не объясняло, почему он прятался в тени темного переулка, почему ему так не терпелось зайти в тень и протянуть руку ребенку.
Глаза мужчины метнулись к каменному зданию, может быть, он искал аптеку, которая тут находилась, а может, увидел что-то в самом Томе.
Дож отпустил его запястье, вместо этого двигаясь вверх к локтю, затем выше.
(Том не вздрогнул, он отказывался дрожать.)
(Он мог справиться с этим, он мог бы, черт возьми, справиться с этим.)
Большой палец провел по острой линии подбородка Тома, по впалым впадинам его щек — уже заполняющимися жиром. Одна из рук Дожа, вероятно, могла бы обхватить все его лицо с малейшим усилием.
— Я думаю, — начал Дож, странно запыхавшись, — Что тебе нужна помощь, мой дорогой. Вот, возьми это.