Истинное зло (ЛП)

— Ты сказала достаточно! — крикнул он. — Ты провела слишком много времени с этим бесполезным отродьем! Все время об этом твоем питомце! Ты взяла плод моего труда и превратила в насмешку над всем, за что я стоял! Часами и днями сидела, склонившись над этой жалкой книгой, пытаясь вылечить мою величайшую работу — как будто это какая-то болезнь!

— Геллерт! — крикнула Крина, хлопнув ладонями по толстому столу, и резко встала. Ее пальто шелестело, меховой воротник стал больше, а плечи стали внушительными. — Ты будешь молчать!

— Я молчу уже много лет! Ты зря потратила время, заботясь об этом — это мое зелье создало этого монстра! Этот ублюдок… осмелюсь предположить, что ты даже не знаешь о своей крови! Как твоя мать любила тебя настолько мало …

— Меня тошнит, — медленно произнес Том Риддл, отвернувшись от всех. — От твоих разговоров.

Он медленно повернулся. От его лица отхлынула вся кровь, оставив призрачный оттенок, который выглядел больным. Его белые губы были плотно сжаты, а ноздри широко раздувались. Все в нем было сдержанным и спокойным, его зрачки расширились в темноте так широко, что не оставалось прежней синевы.

— Ты ненавидишь это, то, что ты рожден из ничего, и вся твоя жизнь все твои страхи правдивы. Ты родился жалким орудием, и ты тоже это знаешь, — рассмеялся Гриндевальд, мокрым и диким смехом. — Если бы я нашел тебя раньше, я бы использовал тебя как ошибку, которой ты и являешься…

Гарри вздрогнул, волосы на его руках встали дыбом. Это было похоже на то, как будто дементор налетел на него, охладив воздух и заставив затаить дыхание. Он не слышал криков, кроме приглушенных криков самой тюрьмы. Он не чувствовал счастья.

— Геллерт! — Дамблдор повысил голос, громкий возглас раздался легким эхом от стен. Крина стояла прямо, кончики пальцев побелели от того, как сильно она сжимала край стола.

У них не было ни волшебных палочек — ничего, что могло бы предоставлять угрозу. Только слова, но какими жестокими и болезненными могут быть слова. Лупеску убедился, что они в безопасности, но лупеску не мог говорить на человеческом языке и не имел против слов оружия.

— Ты ошибаешься, — решительно заявил Том. На его лице не было никаких эмоций. Гарри заметил, что его руки слегка дрожат.

— Крина, — взмолился Дамблдор, его голос был усталым и с низким хрипом. Это было похоже на плач Фоукса, грустного, раненого и отчаянно желающего помочь. — Крина, не надо…

Крина медленно выдохнула через нос, ее губы расслабились и снова покраснели. Она подняла руку, заставив замолчать Дамблдора и Гарри, и обратила свое внимание на Тома.

— Скажи мне, почему ты позволяешь ему ранить себя? — спросила Крина.

Том не смотрел на нее, его бездонные черные глаза были сосредоточены на широко улыбающемся пожилом мужчине.

— Я не позволяю.

— Ты позволяешь, — недобро поправила его Крина. — Он калека, и силы у него не больше, чем у сквиба.

Геллерт рассмеялся, он продолжал смеяться, и губы Тома скривились в выражении, которое Гарри не мог узнать.

— Перестань смеяться надо мной, — сказал Том, маленький, но не слабый.

Гриндевальд поднял серые обрубки рук, откусанные и скормленные лупеску его собственного пооизводства, и ухмыльнулся.

— Чего тебе бояться? Ты бы стал убивать людей, как я? Станешь ли ты моим судьей и палачом и скажешь потом, что мы разные?

— Я не слабый! — прошипел Том, слегка повысив голос.

— Ты незаконнорожденный ребенок этой сучки! Женщина, которая осудила своего нежеланного ребёнка на такую судьбу, потому что ты не хуже меня знаешь — ты никому не нужен! Тебя не любят!

— Я не калека, живущий по милости свиней, кормящих его помоями! — прошипел Том, его голос сместился на октаву выше, и Гарри вздрогнул против своей воли. Казалось, что воздух покинул комнату, и остался статический и слабый запах озона, словно будто масляная лампа превратилась в молнию. Дамблдор потянулся морщинистой рукой, чтобы оттащить Гарри назад, вплотную к стене, где он мог быть защищен от кулаков. Челюсть Гарри безмолвно двигалась, не в силах издать ни звука. Его глаза горели, словно обоженные кислотой.

— Том, он говорит, как цепной лающий пёс, — тихо успокаивала Крина, ее взгляд был острым, хотя одна рука все еще была поднята. Возможно, это был сигнал к тому, чтобы вызвать помощь или позволить лупеску закончить есть то, что они когда-то начали.

— Он говорит о вещах, о которых ничего не знает, — возразил Том.

— О, поверь мне, мальчик, — сказал Гриндевальд. — Я знаю о тебе все. Я сделал тебя … Я знаю твою осиротевшую жизнь, твое украденное имя, которое означает то, чего ты не знаешь. Твой ублюдочный отец, твоя одурманенная сука-мать. Она обняла тебя перед тем, как бросить? Или она отбросила тебя в сторону, как я отбросил первого несостоявшегося ребенка, как отбросил сотого! В тебе нет ничего особенного! Вы все заявляете о добре и зле в этом мире, но все, что существует, — это гниль, которая пытается нас задушить.