Источник

Почему они с друзьями так поступали? В прошедшие годы Куллинейн нередко задавал себе этот вопрос и без труда находил ответ. Каждый раз в преддверии Пасхи священник их прихода произносил ряд проповедей, вспоминая распятие Спасителя, и, когда он говорил о мучениях Господа нашего, в его страстной речи чувствовался сильный ирландский акцент. Юный Джон и его друзья с растущим гневом слушали повествование, как евреи предали Иисуса, как надели Ему на лоб терновый венец, распяли на кресте, проткнули копьем бок, издевались над Его страданиями, а потом торговались из-за Его одежды. Мальчик с трудом выносил эти душераздирающие рассказы и был вне себя от ярости, что в наши дни потомки этих евреев кишат на улицах Гэри.

Только попав в колледж, Куллинейн узнал, что не евреи обрекли Иисуса на такие страдания. Это были римские солдаты. Он также узнал, что теперь никто из отцов Католической церкви не придерживается таких взглядов, которые проповедовал их приходской священник, но это уже не имело значения. Он самостоятельно дошел до понимания, что инстинктивная ненависть к евреям совершенно бессмысленна, а в поддержку рациональной неприязни нельзя привести никаких доказательств. С ним произошли такие кардинальные изменения, что ныне он был готов даже жениться на еврейке.

Куллинейн поймал себя на том, что почти все время думает о Веред, и едва ли не чаще всего вспоминал предупреждение, которое несколько лет назад в Египте высказал французский археолог: «Многие раскопки на Ближнем Востоке заканчиваются неудачей, потому что Бог создал археологами юных мальчиков и девочек, и, когда вы собираете их в палатках на краю пустыни… могут возникнуть предельно странные вещи. Особенно справедливо это по отношению к раскопкам, которые организуют британцы, потому что англичанки, столь пристойные в стенах своего дома, буквально теряют самообладание, стоит им увидеть, как стержень лома входит в плоть земли». Подтверждением этой теории служило романтическое отношение английского фотографа к девушкам из кибуца, и Куллинейн нисколько не осуждал его.

Несмотря на строгое расписание, установленное Элиавом, им хватало времени принимать участие и в общественной жизни кибуца. В долгие летние вечера собирались группы, чтобы заняться народными танцами. Прошел слух, что Большой Босс – холостяк, и самые хорошенькие девушки вытягивали его на площадку, и под аккомпанемент аккордеона партнеры кружились в красивых старинных танцах – одни пришли из России, а другие с высоких гор Йемена. Куллинейн считал, что девушки кибуца слишком юны, чтобы оказывать им серьезное внимание, но признавал, что одно свое мнение он все же изменил, чем и поделился с Табари: «В Америке я всегда думал, что народные танцы – это для девушек, которые слишком некрасивы и толсты для современных танцев. Теперь я все понял».

В июле он, к своему неудовольствию, заметил, что на вечерах в кибуце Веред Бар-Эль обычно предпочитает танцевать с доктором Элиавом и они составляют красивую пару. Его стройная фигура была полна чисто мужского обаяния, а миниатюрная Веред танцевала с темпераментной грациозностью, особенно те танцы, где девушке надо было кружиться и подол ее юбки взлетал вверх. Кроме того, Табари устраивал вечерние экскурсии в такие исторические места, как Тверия на Галилейском море, или на исторические развалины Кесарии, древней столицы Ирода. Там Куллинейн увидел, как Веред, залитая лунным светом, стоит у мраморной колонны, некогда украшавшей царские сады, и она показалась ему духом Израиля, темноволосая обаятельная еврейка библейских времен. Он хотел подойти и сказать ей эти слова, однако прежде, чем он собрался с духом, рядом с ней возник доктор Элиав. Он держал ее за руку, и Куллинейн почувствовал себя сущим ослом.

Но как-то ночью в середине июля Куллинейн, осматривая раскопки при свете луны, заметил какое-то движение на северном краю холма. Археолог заподозрил, что кто-то хочет похитить реликвию крестоносцев, но это оказалась Веред Бар-Эль. С чувством облегчения он подошел к ней, обнял и поцеловал с такой страстью, что она удивила их обоих. Медленно отстранившись от него, Веред взялась за отвороты его куртки, глядя снизу вверх темными влажными глазами.

– Джон, – мягко засмеялась она, – разве ты не знаешь, что я обручена с доктором Элиавом?

– Ты?.. – Куллинейн отвел ее руки, словно они пугали его.

– Конечно. Поэтому я и выбрала эти раскопки… а не Масаду.

Он удивлялся этому еще в Чикаго: «Почему Бар-Эль пренебрегла шансом оказаться в Масаде? Чтобы работать со мной?» Теперь он разозлился: «Черт побери, Веред! Если Элиав обручен с тобой, почему он ничего не делает?»

Какое-то мгновение она смотрела на него, словно сама себе задала этот вопрос, но быстро оправилась и небрежно бросила:

– Порой так бывает…

Куллинейн снова поцеловал ее и сказал куда серьезнее:

– Веред, если он так долго тянет, почему бы тебе не выйти замуж за человека, который действует решительно?

Веред помолчала, словно приглашая снова поцеловать ее, но потом отстранилась.

– Ты действуешь слишком решительно, – мягко произнесла она.