Увидев поблизости Анастасию, бредущую неведомо куда, пьяную то ли от вина, то ли от любви, Михаил отшвырнул кубок в сторону и мановением руки подозвал гетеру поближе.
— Для чего ты вздумала морочить голову знатному юноше? — прошипел Михаил.
— Я ни в чём не повинна, ваше величество, — испуганно пролепетала гетера.
— Для того, чтобы вышибить у Георгия всякую блажь, ты сейчас попляшешь... Эй, музыканты!
Игрецы и кифареды, которые толпились на краю поляны, в спешке набивая свои утробы даровой выпивкой и закуской, прибежали на зов императора, ударили в барабаны, забренчали плектрами по струнам...
— Где Георгий?.. Позвать сюда моего юного друга!.. А ты, любезная Анастасия, позабавь нас искусством танца... Сбрасывай свои тряпки, покажись нам во всей красе!..
Музыканты заиграли быструю танцевальную мелодию, гости собрались в круг, стали хлопать в ладоши.
— Давай, не стесняйся!.. — прикрикнул Михаил.
Гетера повела плечом, и лёгкая туника соскользнула с плеча.
— В костёр! — приказал император.
Подбежавшие слуги подобрали с травы тунику и швырнули в костёр.
Следом за туникой полетели в огонь остатки одежды гетеры, и стало видно, что женщина эта уже не молода, на животе висели складки жира, грудь обвисла, поникли плечи.
— Ну, что же ты стоишь, танцуй! — повелел император.
Повинуясь приказу, гетера неловко взмахнула руками, сделала шаг в одну сторону, два шага в другую... Движения её были тяжеловесны, а тело выказывало лишь усталость.
— Анастасия берёт за ночь любви литру золота, — насмешливо сказал Михаил, оглядывая своих сотрапезников. — Я готов сделать любому желающему этот скромный подарок... Ну, кто хочет?
Михаил протянул руку, и вышколенный слуга тут же вложил в неё кошель с литрой золота.
Покачивая кошель в руке, император оглядывал призадумавшихся молодых людей. Мало среди них решительных и смелых...
— Неужели никто не желает провести ночь с самой дорогой гетерой империи? — удивлённо приподнимая бровь, спросил Михаил. — В чём дело? Друзья мои, неужели вы все стали евнухами?
В стороне послышался громкий треск ломающихся веток.
Михаил повернул голову и увидел, как обезумевший Георгий удаляется от костра, словно пьяный, напролом, через кусты, не видя ничего перед собой.
Гетера продолжала совершать неловкие телодвижения и вдруг упала на траву, словно из неё вылетел дух. Музыканты в испуге прекратили игру, над лужайкой повисла тревожная тишина.
— Если государь того пожелает, я могу позабавить ваш слух одной давней историей, — послышался из темноты незнакомый приятный мужской голос.
Михаил вгляделся в говорящего и с немалым трудом вспомнил этого человека — это был тот самый отставной протоспафарий, чья квадрига выиграла ристания.
— Говори, — милостиво повелел Михаил. — И если рассказ твой действительно нас позабавит, эта литра золота станет твоей.
— Как написано в древних книгах, египетский царь Сесострис был человеком весьма счастливым и самым славным среди царей... Он блистал богатством, а его военные силы были совершенно непобедимы. От всего этого царь Сесострис, так сказать, несколько опьянел... — размеренным голосом повествовал Феофилакт, отчего-то остерегаясь глядеть на Михаила.
То ли чего-то боится, то ли лжёт, решил Михаил.
— Сесострису была сделана золочёная колесница, которую он приказал украсить драгоценными каменьями, и восседал царь на ней всегда горделиво и самодовольно. Не пожелав иметь в упряжке ни лошадей, ни мулов, Сесострис наложил ярмо повозки на шеи побеждённых царей и заставил этих несчастных тащить на себе золочёную колесницу по улицам и площадям своей столицы...
Привлечённая затейливым повествованием словоохотливого Феофилакта, вокруг него собралась вся весёлая компания, а тем временем гетера Анастасия тихо поднялась на ноги и скрылась в темноте.
— А так как египетский царь не соблюдал умеренности в своём счастье, он не раз и не два намеренно оскорблял побеждённых царей, пребывающих в несчастнейшем положении. И вот, как написано в древних книгах, однажды, во время великого и преславного праздника, когда перед дворцом Сесостриса собралась большая толпа египтян, один из побеждённых царей, на которых было возложено ярмо колесницы, не захотел тащить повозку, но часто оборачивался назад и смотрел на движение колеса. Когда ход влекомой несчастными царями повозки стал неровным, так как не было согласного усилия людей, поставленных для этого, Сесострис спросил того, кто часто оборачивался назад: «Человек, что ты всё время оборачиваешься назад и с немалым любопытством глядишь на колеса? Что ты желаешь столь пристально исследовать?»
Феофилакт сделал многозначительную паузу, оглядел слушателей, и на этот раз глаза его встретились с глазами императора. Однако он довольно смел, подумал император. Или беспечен?