Исток

   — В священной роще между небом и землёй находится ничья земля. Туда для встреч с посвящёнными спускаются боги, там на короткое время обретают плоть духи. Обычный человек, очутившись в таком месте, может умереть от страха...

   — Мне уже можно ходить с тобой на священную землю? — несмело спросил Ждан.

   — Можно. Тебе уже пошёл пятнадцатый год, скоро ты станешь мужчиной. Тебе ведомы многие тайны нашего рода, осталось пройти последнее посвящение, и сам станешь волхвом. Но до той поры заходить на священную поляну тебе нельзя.

   — Дед, а верно, что боги прежде были добрее?

В очаге потрескивали сухие поленья, бросая на серые стены полуземлянки багровые отсветы.

Старый Радогаст заговорил плавно, словно песню запел:

   — Давно это было. Тогда ещё боги жили на земле и дарили своими милостями людей, а люди приносили богам щедрые жертвы. У каждого племени был свой бог. Нашему роду оказывал своё покровительство сам Большой Лось. До того, как ушёл на небо... Да и после иной раз сбегал на землю, но однажды Небесный Пастух за что-то осерчал на него и привязал его крепко-накрепко к Посоху, с тех пор Лось и день и ночь бродит вокруг Посоха, а уйти уже не может.

Радогаст тяжко вздохнул и продолжил рассказ:

   — Рядом с ним неотступно ходит Лосиха. Она сбегала с неба и, чтобы помочь роду Лося прокормиться в лихую годину, приводила на землю Лосёнка, оставляла его людям, а сама скрывалась в чаще... Не простым был тот Лосёнок. Его нужно было зарезать, шкуру снять бережно, не повредив, отделить от костей мясо и собранные кости вместе с рогами завернуть в шкуру. Эту шкуру с костями волхвы и старейшины уносили в лес, закапывали в корнях священного дуба, благодарили богов за их милости и уходили, а после людей туда прибегала Лосиха, ударяла копытом по земле, Лосёнок оживал, и вместе они уходили па небо.

   — Эхма!.. — огорчённо вздохнул Ждан, чувствуя, как подводит голодное брюхо. — Нам бы нынче такого Лосёнка! Мы бы с тобой вдвоём его съели!

   — Слушай, что дальше было. Однажды люди решили, что маленький Лосёнок не может утолить их голод, и убили вместе с Лосёнком саму Лосиху. Мясо сварили и съели, кости разбросали собакам. И с той поры боги больше ни разу не помогали роду Лося. Крепко прогневались боги на весь наш род, стали посылать напасти одну за одной. И вот нынче пришла не просто беда, а погибель наша... Не припомню я такого, чтобы дожди лили не переставая целых сто дней, как нынче. Вымокло всё наше жито, на корню погнила репа в земле, рыба не ловилась и даже зверь лесной обходил стороной ловушки. Пчёлы не принесли мёда, птицы не пошли в перевесища. Закрома пустые, а впереди у нас вся зима. Как выжить роду?

Замолчал Радогаст, из глаз его потекли мелкие бессильные старческие слёзы.

Впервые видел Ждан своего деда таким слабым.

Старейший волхв рода Лося, самый мудрый, самый уважаемый, сидел, низко свесив голову, словно побитая собака.

Видно, и в самом деле настали для дреговичей последние дни. Знать, прогневили дреговичи богов земных и небесных...

   — Погибель нас ждёт неминучая. От голода станут люди ненавидеть друг друга, сильные будут убивать немощных. Боги прогневаются, и уже никогда не будет нам прощения... Смерть моя близко ходит, — простонал Радогаст. — Чую, пришла моя пора уходить к праотцам...

Ждан насторожился.

Как теперь будет жить весь род?

Только волхв мог вступать в контакт с умершими предками, мог сообщать их волю оставшимся в живых сородичам. Если Радогаст уйдёт, кто сумеет побеседовать с духами и богами?

Обещал дед научить Ждана всему, что сам знал и умел, и как же теперь будет?..

Издалека донеслось конское ржание, быстрый топот копыт по промерзшей земле.

Топот стих у полуземлянки волхва.

Послышались чьи-то голоса, затем в полуземлянку ввалились два гридя, недовольно оглядели волхва.

   — Ты, что ли, Радогаст?

   — Я, — с неожиданной твёрдостью в голосе отозвался волхв.

   — Выдь наверх, князь Олдама тебя требует, — приказал гридь.

Дед с кряхтением разогнулся, взглянул на Ждана, словно навек прощался, и полез в распахнутую дверцу, откуда тянуло леденящей стужей.

Разговор был недолгим, и вскоре дед вернулся.

Некоторое время он молча глядел в огонь, затем, не поднимая головы, сказал Ждану:

   — Ну, вот и всё... Князь Олдама решил, что нашему роду не пережить эту зиму... Иди по селищам и починкам, собирай людей рода Лося, всех, от мала до велика. Будем совет держать, как нам быть... На третий день пускай приходят на вечевую поляну...

* * *

К полудню третьего дня на поляне у священного дуба собрались сородичи — старые и малые, мужчины и женщины, все, у кого в жилах текла родная кровь.

Впервые старейший волхв рода Лося позволил отроку присутствовать на совете рода, и от сознания того, что он наконец-то становится полноправным ведуном, членом рода, сердце Ждана билось часто и неровно.

Ощущая на себе взгляды сородичей, Ждан шёл за Радогастом, неся в руках тяжёлый замшелый жбан, выкопанный старейшиной из-под корней священного дуба.

Ждану хотелось спросить деда, что находится в жбане и кто зарыл его в землю, но он не осмеливался.