Истоки человеческого общения

Подойдите к любому животному в зоопарке и попробуйте передать ему какую-нибудь простую мысль. Скажите льву, тигру или медведю, чтобы он повернулся «вот так», рукой или телом показав ему, как именно, и предлагая что-нибудь вкусненькое в награду. Или просто попросите с помощью указательного жеста встать туда-то, или укажите, где спрятана еда. Или, наконец, известите его, что за кустом скрывается опасный хищник, указав на этот куст и пантомимически изобразив действия хищника. Животные вас не поймут. И дело не в том, что им это не интересно, или недостает мотивации, или они недостаточно умны, но факт остается фактом: животным нельзя ничего сказать, даже невербально, в надежде, что они поймут.

Для человека пантомимическая коммуникация и указательные жесты совершенно естественны и прозрачны: просто взгляни туда, куда я указываю, и увидишь, что я имею в виду. Ведь даже младенцы, еще не умеющие говорить, используют и понимают указательный жест, и во многих социальных ситуациях, когда воспользоваться голосом невозможно или неудобно, — например, в битком набитой комнате или на шумной фабрике — люди естественным образом прибегают в коммуникации к указательным или изобразительным жестам. Туристы справляются с трудностями и эффективно общаются в самых разных ситуациях в чужой им культуре, где никто не владеет знакомым им языком, как раз благодаря такой естественно передающей смысл пантомимической коммуникации.

Основная идея этих лекций состоит в следующем: чтобы понять, как люди общаются между собой при помощи языка и как эта способность могла возникнуть в ходе эволюции, сначала мы должны разобраться, как люди общаются при помощи естественных жестов.

По сути, моя эволюционная гипотеза состоит в том, что первыми специфически человеческими формами коммуникации были пантомимическая коммуникация и, прежде всего, указательный жест. Социально-когнитивная и социально-мотивационная базовая структура (infrastructure), сделавшая возможными эти новые формы коммуникации, стала своего рода психологическим плацдармом для возникновения различных систем знаковой языковой коммуникации (всех шести тысяч известных языков). Указательный жест и пантомимическая коммуникация, таким образом, оказались важнейшими поворотными точками в эволюции человеческой коммуникации, уже воплощающими большую часть свойственных исключительно человеку форм социального познания и видов мотивации, необходимых для последующего создания знаковых языков.

Проблема в том, что, по сравнению со знаковыми языками, которыми пользуются люди (включая жестовые языки), естественные жесты кажутся очень слабым средством коммуникации, поскольку несут много меньше информации «внутри» самого коммуникативного сигнала. Возьмем указательный жест, который, как я покажу далее, был первой формой собственно человеческой коммуникации. Предположим, что мы с вами вместе идем в библиотеку, и внезапно я указываю куда-то в направлении ряда прислоненных к стене библиотеки велосипедов. Ваша реакция, вероятнее всего, будет: «А?», поскольку вы понятия не имеете, на что именно я указываю и зачем, ведь сам по себе указательный жест ничего не означает. Но если за несколько дней до этого вы пренеприятнейшим образом порвали со своим молодым человеком, и мы знаем, что мы оба об этом знаем, а один из велосипедов — его, о чем мы тоже точно знаем оба, то тот же самый указательный жест в той же самой обстановке может означать что-нибудь весьма сложное, например: «Там, в библиотеке, сейчас твой парень (может, не стоит туда заходить?)» С другой стороны, если один из велосипедов похож на тот, который, как нам обоим известно, недавно у вас украли, тот же самый указательный жест будет означать совершенно иное. А может быть, мы с вами беспокоились, открыта ли еще библиотека в столь поздний час, и я указываю, что у входа вон сколько велосипедов — стало быть, открыта.

Можно было бы, конечно, сказать, что носителем значения в этих различных примерах является непосредственно воспринимаемый «контекст», но это нам не слишком поможет, поскольку все физические параметры непосредственного коммуникативного контекста были (по определению) идентичны во всех этих разных сценариях.

Единственное отличие — общий для нас предшествующий опыт, который, однако, был нс реальным содержанием коммуникации, но только ее фоном. Так что у нас остается вопрос: каким образом столь простая вещь, как выставленный вперед палец, может передавать столь сложные сообщения, причем в столь различных обстоятельствах?