Истоки человеческого общения

Любой вообразимый ответ на этот вопрос потребует обращения к когнитивным навыкам, которые называют иногда чтением мыслей или намерений. Так, чтобы истолковать указательный жест, необходимо уметь определять: каково намерение собеседника, почему он направляет мое внимание так, а не иначе? Но для установления этого намерения необходимо, в исходном примере, что-то вроде совместного внимания или общего для нас опыта (по Витгенштейну: Wittgenstein 1953, формы жизни; по Брунеру: Bruner 1983, совместное внимание; по Кларку: Clark 1996, общий смысловой контекст). Например, если я — ваш знакомый из другого города, и мне неоткуда было бы узнать, как выглядел велосипед вашего бывшего парня, то вы и не подумаете, что я указываю на него. Не подумаете даже в том случае, если я каким-то чудом на самом деле знаю, что это его велосипед, но вы не знаете, что я об этом знаю. Вообще, для гладкого протекания коммуникации недостаточно, чтобы вы и я знали по отдельности и втайне друг от друга, что это его велосипед (и даже, что другой тоже это знает); скорее нужно, чтобы этот факт был известен нам обоим, то есть был бы общим для нас знанием. И в случае, если такое общее знание касается того, что это его велосипед, но не того, что вы с ним только что порвали (даже если это известно каждому из нас по отдельности), то вы, скорее всего, подумаете, что я указываю на его велосипед как на повод поскорее войти в библиотеку, а не поспешить прочь. Способность создавать общий смысловой контекст (совместное внимание, совместный опыт, общие культурные представления) представляет собой абсолютно неотъемлемое измерение человеческой коммуникации, включая языковую коммуникацию, со всеми ее «он», «она», «оно».

Другим замечательным аспектом этого обыденного примера с применением указательного жеста, с эволюционной точки зрения, является его просоциальная мотивация. Я сообщаю вам о вероятном присутствии вашего бывшего парня или о местонахождении украденного у вас велосипеда, просто полагая, что вам захочется об этом знать. Сообщать такого рода информацию, чтобы помочь, — явление чрезвычайно редкое в мире животных, даже среди наших ближайших родичей, приматов (в главе 2 мы рассмотрим примеры наподобие предостерегающих криков и созывами# к пище). Скажем, когда поскуливающий детеныш шимпанзе разыскивает свою мать, все прочие шимпанзе поблизости почти наверняка это понимают. Но даже если какая-нибудь из оказавшихся рядом самок и знает, где мать, она не сообщит об этом потерявшемуся малышу, хотя вполне способна протянуть вперед руку в жесте, похожем на указательный. Не сообщит потому, что в число ее коммуникативных мотивов попросту не входит извещение других о чем-то лишь с целью им помочь. И наоборот, коммуникативные мотивы человека настолько прочно укоренены в сотрудничестве, что мы не только делимся друг с другом информацией в порядке помощи, но один из главных наших способов о чем-то попросить других — это просто известить их о нашем желании, ожидая, что нам предложат помощь. Так, я могу попросить воды, просто сказав, что хочу пить (информируя вас о моем желании), поскольку знаю, что в большинстве случаев ваша готовность прийти на помощь (и то, что мы оба о ней знаем) превратит это уведомление во вполне действенную просьбу.

Человеческая коммуникация, таким образом, основана на идее сотрудничества и осуществляется наиболее органично в контексте (1) взаимно предполагаемого общего знания, или общего для участников коммуникации смыслового контекста и (2) взаимно предполагаемых мотивов сотрудничества и взаимопомощи. Сотрудничество как основа человеческой коммуникации — это, конечно, главная находка Грайса (Grice 1957; 1975), которая в разной мере и по-разному принимается в качестве исходной посылки другими последователями этой традиции, такими как Кларк (Clark 1992; 1996), Спербер и Вилсон (Sperber; Wilson 1986) и Левинсон (Levinson 1995; 2006). Но если мы хотим постичь истоки человеческой коммуникации, как филогенетические, так и онтогенетические, нам нужно выйти за пределы коммуникации как таковой в более общую сферу человеческого взаимодействия и сотрудничества. Оказывается, оно во многих отношениях уникально для мира животных, как по структуре, так и по мотивации.