В своих первых многословных (multiword) высказываниях маленькие говорящие дети довольно часто делают все немного по-дру-тому (хотя разница все равно не столь велика). Начиная с 18 месяцев, большинство детей порождают словосочетания, одна составная часть которых не меняется, другая же непостоянна. Прототипически слова, выражающие отношение или событие, используются с большим числом различных обозначений объектов (например, More milk
‘Еще молоко’, More grapes ‘Еще виноград’, More juice ‘Еще сок’, или Ball gone ‘Мяч нету’, Dog gone ‘Собака нету’, Grapes gone ‘Виноград нету’). Следуя за работой Braine 1963, мы можем называть их «осевыми схемами» (pivot schemas), которые представляют широко распространенную и продуктивную стратегию для детей, овладевающих многими мировыми языками, иногда включая продуктивные высказывания, которые не были услышаны от родителей — например, знаменитое allgone sticky ‘совсем_нету липкое’[23]. Хотя первые грамматичные сочетания у глухих детей, обучающихся конвенциональному жестовому языку, изучены в объеме, несравнимом с коммуникацией обычных детей, можно сказать, что они обладают теми же свойствами (Schick 2005). Один из путей концептуализации этих ранних осевых схем, а также предикатных фреймов у детей, пользующихся «домашними» жестами — это довольно прямая манифестация развивающейся у них концептуализации структуры событий и их участников, такая, что фактически любой участник коммуникации может сыграть любую из имеющихся ролей. Эта концептуализация событий зависит от чего-то вроде имитации смены ролей в совместных видах деятельности, в которых ребенок, как описано выше, в целом концептуализирует событие с позиций всех его участников, включая свою собственную, в одном и том же формате репрезентации. Это, возможно, еще одна причина, по которой человекообразные обезьяны склонны «говорить» о простых конкретных действиях в форме просьбы: они на самом деле не осмысляют события целиком, и поэтому не создают ничего похожего на осевые схемы или предикатные фреймы с незаполненными слотами.Но все-таки, осевые схемы у маленьких детей не являются по-настоящему синтаксическими. Другими словами, хотя во многих ранних осевых схемах имеется устойчивый порядок слова-события и слова-участника события (например, More___
‘Еще___’ или ___gone ‘___нету’), повторю: устойчивый порядок слов — не то же самое, что продуктивное синтаксическое маркирование, подчеркивающее роль данного слова в более крупной комбинаторной структуре. Это же несложное рассуждение имеет силу и относительно ранних этапов усвоения детьми языков, в которых имеется падежное маркирование: дети усваивают свои первые существительные в том или ином падеже, но не способны к сопоставлению разных падежных форм одного и того же слова. Это означает, что, хотя маленькие дети и используют осевые схемы для мысленного разграничения происходящего с помощью различных слов, они не способны к эффективному использованию порядка слов или падежного маркирования для указания на различные роли, которые играют разные участники событий в данный момент (см. обзор в Tomasello 2003).Таким образом, возможности маленьких говорящих детей, а также маленьких глухих детей, обучающихся конвенциональным жестовым языкам, не ограничиваются грамматикой просьбы, но начинают они речевое общение, тем не менее, без какого-либо «серьезного» синтаксиса. В данном случае причина проста: требуется некоторое время для того, чтобы научиться распознавать грамматическую структуру, содержащуюся в определенных высказываниях, которые можно услышать в сообществе, пользующемся звучащим языком. Это важный факт в любых дискуссиях об эволюционном происхождении грамматики. Маленькие дети, естественно овладевающие звучащим языком, хотя и обладают всеми необходимыми когнитивными и социально-когнитивными возможностями и мотивациями, а также сложившимся языковым сообществом, в котором они живут, тем не менее, начинают говорить не синтаксически структурированными высказываниями, а простыми с синтаксической точки зрения конструкциями, пока не использующими продуктивных синтаксических средств.
6.1.5. Резюме