Истоки первой мировой войны

Нам очень мало известно о переговорах между французскими руководителями и правительством России. Предметом их были несколько пунктов относительно французских деловых предприятий в России. Немецкий посол докладывал, что Пуанкаре был встречен пышной церемонией, но не с таким энтузиазмом как обычно, и печать комментировала визит довольно сдержанно. Но и немцы и австрийцы были обеспокоены тем, что националистически и антинемецки настроенные лица в Санкт-Петербурге (такие, как великий князь Николай, его жена) при поддержке посла Франции Мориса Палеолога могли эффективно влиять на принятие решения. И хотя ничего конкретного не было решено, визит оставлял впечатление тесных и сердечных отношений между двумя правительствами. Пуанкаре, Вивиани и их сопровождение отбыли морем, поздно вечером 23 июля. В этот день немного раньше ультиматум Австро-Венгрии был вручен сербским министрам, отвечавшим за прием коротких сообщений.

Хотя слухи о драматическом поступке Австро-Венгрии витали уже несколько дней и повторялись на переговорах в Санкт-Петербурге во время французского визита, и хотя 22 июля казалось, что вот-вот должны произойти какие-то события, публикация австрийского ультиматума и короткий срок его выполнения стали величайшим потрясением. Сазонов воскликнул: «Это война в Европе», когда узнал новости утром 24 июля[19], а сэр Эдвард Грей, Секретарь Министерства иностранных дел, характеризовал заявление Австро-Венгрии, как «наиболее страшный документ, какой я когда-либо видел, адресованный одним государством другому независимому государству»[20]. Как и ожидалось, реакцией сербского правительства были замешательство и испуг.

Сербия переживала внутриполитический кризис (см. гл. 4). Накануне здесь состоялись всеобщие выборы. Ее военные силы не были восстановлены после двух Балканских войн. В момент получения ультиматума премьер-министр Николай Пасич участвовал в избирательной кампании и собирался взять несколько дней отпуска. И это были еще не все трудности, с которыми ему пришлось столкнуться. Он вернулся в Белград рано утром 25 июля. Правительство Сербии пыталось потянуть время, возлагая надежды на возможность посредничества короля Италии, дяди принца-регента Александра. Но австрийцы жестко ограничили время и нужно было немедленно решить, был ли еще выбор кроме принятия ультиматума полностью. Есть некоторые свидетельства того, что сербы были готовы принять ультиматум, но возникли возражения против австро-венгерского руководства в расследовании убийства Франца Фердинанда. Этого было достаточно. Австро-венгерскому послу в Белграде были даны четкие указания: если сербы безоговорочно не примут всех пунктов ультиматума, — это будет поводом к разрыву дипломатических отношений. Сербский ответ был передан австрийскому представителю барону Гизлу в 6 часов вечера 25 июля. Гизл сразу охарактеризовал его как неудовлетворительный и в 6 часов 30 минут отбыл поездом в Вену.

О сербской политике в эти гибельные сорок восемь часов существует много мнений, и она до сих пор остается предметом дискуссии между югославскими политиками и учеными. Некоторые считали, что Пасич опасался, что участие австрийцев в расследовании вскроет степень попустительства сербского правительства заговору об убийстве, и поэтому он настаивал на нецелесообразности выполнения данной части ультиматума. Другие предполагали, что настроение сербского правительства изменилось из-за поддержки, предложенной Россией. 24 июля регент Сербии направил персональное обращение к царю, в котором он жаловался на то, что все австрийские пункты были необоснованно унизительны, а время ультиматума очень коротко. «Мы не можем защититься сами. Поэтому умоляем Ваше величество оказать нам помощь как можно скорее. Ваше величество столько раз раньше уверяло в своей доброй воле и мы тайно надеемся, что это обращение найдет отклик в вашем благородном славянском сердце»[21]. И еще до того, как это послание получили в Санкт-Петербурге, было ясно, каким будет ответ. Как только Сазонов выслушал пункты ультиматума Сербии от австрийского посла, он обвинил правительство Австро-Венгрии в умышленной провокации войны: «Vous mettez le feu a l’Europe!»[22]. Он сразу заявил, что на следующий день, 25 июля, царь объявит о частичной мобилизации, хотя распоряжения о мобилизации не были еще отданы. Об этом сербское посольство в Санкт-Петербурге передало своему правительству в Белграде[23].