Истоки русской души. Обретение веры. X–XVII вв.

По убеждению Серапиона Владимирского, именно за эти прегрешения Русь и наказана Господом. В «Словах» Серапиона предстает яркая картина «казней Божиих», которым она подверглась, самым страшным из которых стало татарское нашествие. Причем, по мнению мыслителя, Господь заранее предупреждал русский народ о Своем гневе. Серапион перечисляет многие предзнаменования, случившиеся задолго до татарского завоевания: голод, мор и землетрясение, обрушившиеся на Русь в 1230 году, солнечное затмение 28 февраля 1206 года, затмение луны 3 февраля 1207 года, появление комет в 1223 и 1230 гг. Все эти природные явления и были предупреждениями Господними о греховности русского народа.

Как можно заметить, в религиозно-философских взглядах Серапиона Владимирского самую большую роль играет идея страха Божиего как наказания за грехи. Однако испытание страхом Божиим — это и путь к спасению. В своих проповедях он постоянно взывает к пастве, объясняя, что гнев Господень до тех пор будет обрушиваться на Русь, пока сами русские люди не покаются и не вернутся к Господу: «Молю вас, братья, каждого из вас: вникните в помыслы ваши, узрите очами сердца ваши дела, — возненавидьте их и отриньте, к покаянию придите». И чем искреннее раскаяние, тем быстрее Всемилостивый Господь простит русских людей и вернет им свое покровительство. И недаром Серапион уверен, что Господь «ждет нашего покаяния, миловать нас хочет, хочет избавить от беды, хочет от зла спасти!».

В этом смысле Серапион Владимирский четко осознает и формулирует задачи, стоящие перед Русью, — необходимо покаяние, избавление от грехов, духовное возрождение, без которого невозможно преодолеть внутренние распри и объединить силы в борьбе с врагом.

В учении о страхе Божием, которого придерживается Серапион Владимирский, вполне естественно можно усмотреть влияние византийской трактовки христианского вероучения. Однако русский мыслитель в соответствии с реальной исторической обстановкой вполне творчески подходит к некоторым христианским положениям. Так, когда он в одной из проповедей перечисляет заповеди Господни, он, видимо, совершенно сознательно не упоминает заповедь «люби врага своего» — в реальной жизни подобный призыв можно было рассматривать как предательство. Следовательно, для Серапиона главным оказывается не просто призыв к христианскому благочестию, но духовное укрепление русского народа в борьбе за возрождение Русского государства.

Несомненно, своими выступлениями Серапион способствовал духовному очищению народа, укреплению в нем чувства патриотизма. Более того, проповеди Серапиона Владимирского вселяли в сердца людей крепкую надежду на спасение и на неизбежное освобождение от тяжкого иноземного ига. Ведь, по его искренней вере, всех возвратившихся к Христовым заповедям Господь простит и вновь наделит Своей благодатью. Святитель Серапион Владимирский был прославлен в лике святых, день церковной памяти — 12 (25) июля. И недаром в народе вплоть до XIX века Серапиону Владимирскому поклонялись как одному из заступников в тяжелые жизненные времена.

«Повесть о разорении Рязани Батыем»

«Повесть о разорении Рязани Батыем», первые варианты которой возникли в конце XIII века, полностью проникнута идеей «погибели Руси». Герои этой «Повести», рязанские князья, понимают, что не смогут победить «безбожного царя Батыя», но, защищая гибнущий под натиском «поганых» христианский мир, сознательно идут на смерть: «Лучше нам смертью вечной жизни достигнуть, чем быть во власти язычников!»[47] — восклицает рязанский князь Юрий Ингоревич. И не случайно главный образ «Повести» — «смертная чаша», которую христианский люд обязан испить до дна в эти нежданно наступившие «последние времена»: «И я, брат ваш, — обращается к другим князьям Юрий Ингоревич, — прежде вас изопью чашу смертную за святые Божии церкви, и за веру христианскую, и за отчину предка нашего Игоря Святославича!» (выделено мной. — С. П.). Князья вслед Юрию Ингоревичу выходят на битву, и все гибнут в жестокой и непримиримой сечи. «Повесть» скорбно называет их имена: «Здесь убит был благоверный князь великий Георгий Ингоревич, брат его князь Давыд Ингоревич Муромский, брат его князь Глеб Ингоревич Коломенский, брат их Всеволод Пронский и многие рязанские князья и мужественные воеводы, и воинство — удальцы и резвецы рязанские». А затем вновь обращается к образам неизбежной смерти и «смертной чаши»: «Все заодно погибли, и одну на всех чашу смертную испили. Ни один из них не вернулся назад, но все вместе мертвыми полегли». И эти слова становятся основным рефреном всей «Повести», повторяющимся несколько раз.

Битва рязанских князей с полчищами Батыя.

Миниатюра из Лицевого летописного свода. 1568–1576 гг.