Историческая наука в эпоху нео–Возрождения

Существенно, что новая политика праздников проводится при игнорировании научного исторического знания. Инициатива РПЦ была поддержана исходя из политических соображений, Россия получила еще один православный праздник в качестве государственного (повод для новых напряжений между конфессиями, не говоря уж об атеистах). Попытки дальнейшей легитимации праздника в качестве «научно обоснованного» столкнулись с непреодолимыми препятствиями. Во–первых, 4 ноября 1612 года никаких существенных военных или политических событий не произошло. Гражданская война (Смута) продолжалась как минимум до 1615 года, война с поляками — до Деулинского перемирия 1618 года, 1612 год важен как дата освобождения Москвы от поляков, но это произошло не 4 ноября, а как минимум 5 ноября. Выбор между датой из учебника, подозрительно близкой к крамольной цифре 7, и праздником РПЦ 4 ноября был сделан не в пользу науки. В условиях, когда общество движется в сторону третьего мира, для которого характерна частичная «феодализация» (возвращение к явлениям, характерным для традиционного общества), мифы более востребованы, чем рациональное знание. Но этот «новый феодализм» получает удачную техническую базу в виде современных телевизионных технологий.

Наступает время виртуальной истории с виртуальными праздниками. Творцы новой официальной исторической мифологии считают, что можно воткнуть флажок в любую точку календаря и народ станет радостно пить пиво и праздновать. Им нужны не граждане, а «население». «Населению» нужен повод выпить, но оно не станет вставать на защиту «новых ценностей». Ценности, которые будут защищать граждане, а не «население», должны опираться на какую–то реальность. Политологи сколько угодно могут говорить о том, что праздник мифологичен в своей основе, но только в качестве примера они не приводят 9 мая.

Попытка вести вытеснение советской культурной традиции с помощью мифологических муляжей, черно–белых красок, слепящих телепрожекторов, направленных, например, на идеализированную Государственную Думу начала века при информационном сумраке в отношении породившей ее революции 1905–1907 годов, — это штрихи к портрету информационной политики, ведущей в тупик. Выиграть войну исторических традиций можно только с помощью широкомасштабных репрессий против интеллектуальной элиты — что было сделано в СССР в 1930–е годы, но для чего у нынешнего российского режима нет (пока?) организационных возможностей. Сближение субкультур исторического знания может происходить только на основе объективной рациональной научной методологии. Профессиональный ученый–историк тоже не всегда объективен. Но он объективен постольку, поскольку научен.

Плавание без карты как методологический принцип

Из сказанного выше ясно, что я с большим сочувствием прочитал размышления Александра Семенова о мифологизации событий начала века в современной России, связанной с празднованием юбилея Государственной Думы. Увы, по мере обращения Александра Семенова к вопросам методологии исторической науки я вынужден был констатировать, что его сознание сориентировано в том же русле раскола поля исторического знания на изолированные субкультуры, проявлением которого является стратегия мифологизации прошлого. Если политика СМИ направлена на обострение конфронтации субкультур и отрыв исторических представлений жителей России от рациональной почвы, то методология постмодерна направлена своим острием на саму эту почву. Ведь научное знание только в том случае может предложить непрофессионалам рациональную основу для диалога представителей разных сообществ, если само имеет общий язык коммуникации и по крайней мере признает возможность рассмотрения исторического опыта в общей системе координат.

Крах монополии марксистской макротеории создал предпосылки для распада научного сообщества на изолированные субкультуры, но, к чести отечественной исторической науки, этот распад не стал необратимым. Разнообразие методов научного анализа исторического процесса очевидно, но оно основывается на признании их соотносимости и взаимопереводимости.