Историческая неизбежность? Ключевые события русской революции

«Демократические централисты» надеялись оздоровить ситуацию путем пересмотра конституции с тем, чтобы оградить права институтов низового уровня от посягательств центра. Они требовали ввести нечто похожее на «разделение власти» внутри самого режима и призывали к большей автономии местных советов и партийных комитетов низового уровня. Другими словами, следуя первоначальным устремлениям русской революции к государственному устройству, принимающему во внимание налагаемые конституцией ограничения, они стремились «конституализировать» советскую власть. Это означало бы действительную независимость власти Советов, причем Советы были бы наделены существенными полномочиями. В марте 1919-го VIII съезд РКП(б) решил, что партия должна «направлять» Советы, а не «заменять» их, хотя эта формулировка не проясняла детали, и проблема подмены сохранялась до конца существования советской власти. Была установлена новая форма двоевластия, которая сдерживала революционный потенциал. Поэтому не было ничего необычного в том, что, начав реформировать систему во время перестройки в конце 1980-х, Михаил Горбачев немедленно вернулся к этой идее, возродив лозунг «Вся власть Советам!»{366}. Партийным лидерам пришлось превратиться в руководителей государства, заняв посты в муниципальных и региональных советах. Что касается Горбачева, то он в конце концов сделал основой своей легитимности не партии, а Советы: 15 марта 1990 г. его избрал президентом только что созданный Совет народных депутатов СССР. Как во время гражданской войны, так и во время перестройки потенциальное «отмирание государства» было отложено на неопределенное будущее.

Только что появившееся Советское государство было застигнуто врасплох появлением неприступной бюрократии. В написанной Лениным в середине 1917 г. работе «Государство и революция» заявлялось, что «любая кухарка» может заниматься государственными делами. Схожую мысль высказали Николай Бухарин и Евгений Преображенский в работе «Азбука коммунизма», написанной в 1919-м: не будет необходимости в специальных государственных министрах, полиции и тюрьмах, законах и декретах; бюрократия, официоз исчезнут, государство отомрет{367}. Как отмечает Полан, это направление ленинской мысли контрастирует с остальными его идеями – как правило, практичными, деловыми и своевременными. Эту тему используют, когда хотят создать образ Ленина – «революционного гуманиста» с «устремлениями, в основе своей освободительными»{368}. На самом деле, как демонстрирует Полан, работа Ленина полна авторитарного подтекста, поскольку отрицает политику как активное обсуждение значимых альтернатив. В конце концов в праве на дискуссию было отказано не только противникам революции, но и ее сторонникам. Конкретно проблема неконтролируемой бюрократии вскоре была идентифицирована и названа, однако в логике советской системы так и не нашлось для нее решения. В теории бюрократия должна была исчезнуть сама собой, как доказывал Маркс в своей работе, посвященной Парижской коммуне 1870–1871 гг., «Гражданская война во Франции». Что касается Ленина, он настаивал на том, что проблема является социальной и отражает отсутствие в России политической культуры. Другие считали, что это явление – пережиток царского режима и со временем оно будет преодолено. В действительности же проблема была системной: попытка управлять всей жизнью страны из центра вылилась в развитие бюрократии и, как следствие, в удушающий бюрократизм. В своей книге «Утопический социализм и научный социализм» Фридрих Энгельс утверждал, что «политическое управление людьми должно превратиться в распоряжение вещами и в руководство процессами производства», однако на практике все оказалось сложнее, чем предполагали революционеры-социалисты.

Когда в 1920 г. завершилась гражданская война, вокруг ленинской структуры власти начались две связанные друг с другом, но отдельные дискуссии. Партийная дискуссия была сосредоточена на внутрипартийной демократии и вращалась вокруг таких вопросов, как свобода слова в партии, права партийных ячеек, функции комитетов и роль руководства. Разделение общества на верхи и низы было представлено и в партии: верхами были высокие партийные чиновники, низами – рядовые ее члены. Как писал один из наблюдателей того периода, Альфред Росмер, «режим, носивший имя „военного коммунизма“, родился с войной и должен был с нею умереть. Он выжил, потому что не было определенности относительно типа организации, которая должна была заменить его»{369}. Дискуссия в профсоюзах была сосредоточена на отношениях между партией и профсоюзами и в целом на роли организованного рабочего класса при социализме.