Историческая неизбежность? Ключевые события русской революции

Вызов, который большевики бросили протосталинским чертам советского правления, не представлял собой серьезной политической платформы, которая подвергала бы сомнению теорию ленинской диктатуры. Вместо этого присутствовало лишь намерение модифицировать какие-то из ее методов. Коалиционные, партийные и профсоюзные дебаты показывают, что альтернативные пути были возможны не только для революции, но и для самой партии большевиков. Тем не менее логика ленинизма склонялась к разрушению многообразия социализма и плюрализма, хотя ее аргументацию диктовали обстоятельства. В 1917–1918 гг. Ленин оправдывал свои методы политической борьбой, в 1919–1920 гг. – требованиями гражданской войны, с 1920 г. – социальным детерминизмом, порожденным разрушением рабочего класса и необходимостью реализации стратегии экономического развития. Ленинское заявление о том, что рабочий класс был к концу гражданской войны уничтожен (что оправдывало создание партийной вертикали), – сильное преувеличение. Движение сознательных рабочих, со своими целями и лидерами, никуда не делось{387}. Наконец, пойдя на уступки в виде НЭПа, Ленин усилил дисциплину внутри партии и, запретив фракции, положил конец целой эпохе дебатов.

Таким образом, термин «большевистский плюрализм» изначально содержит противоречие. Пока советская система несла в себе узнаваемые черты ленинизма, ей не хватало концептуальных основ для истинной внутрипартийной демократии. Дебаты и противоречия относительно лидерства и политики продолжились в 1930-е гг., а затем возобновились после смерти Сталина, однако лишь во время горбачевской перестройки проблема плюралистской демократии и гражданского общества вновь вышла в советской системе на первый план. К началу 1920-х гг. идея демократического социализма и социальной эмансипации уступила место реальности, полной бюрократии и насилия. Насилие во взаимодействии партии с внешним миром было неразрывно связано с насилием внутри партии. Логическим развитием этого стала беспощадная сталинская система. Она не была чем-то привнесенным извне, она оказалась неотъемлемой частью политического процесса. Потенциальное существование альтернатив показывает лишь, насколько узкий путь был избран.

Послесловие Ленин и вчерашняя утопия Тони Брентон

Над Россией все еще нависает тень революции 1917 г. В любом русском городе есть памятники Ленину. В Москве на Красной площади царит над всем мавзолей, и в важные для народа дни именно на его трибуне стоит правительство. Сталин, хотя и был грузином, регулярно занимает первое место в опросах о самых великих русских. ФСБ – прямой наследник КГБ и ленинской ВЧК – все еще занимает бывшее здание страхового общества на Лубянке, причем регулярно обсуждается вопрос о восстановлении на площади памятника основателю ВЧК Дзержинскому. Разрушенное сельское хозяйство и отсталая промышленность, с преобладанием тяжелой, являют собой наследие безумного социалистического планирования. В 2014 г. Россия почти инстинктивно вцепилась в горло Украине, чем навлекла на себя недовольство Запада и санкции, и это показывает, насколько еще живы в ней имперские инстинкты и мышление времен холодной войны. А ведь многие надеялись, что все это навсегда ушло в прошлое в 1991 г. И если отвлечься от самой России, интересно отметить, что стремительно идущая в гору вторая по экономике сверхдержава – Китай – до сих пор управляется точно такой же замкнутой репрессивной однопартийной системой, являющейся наследием СССР и в конечном итоге – революции 1917 г.

И все же со времен 1917 г. в России, можно считать, произошла еще одна революция. В 1991 г. развалился Советский Союз и вместе с ним – большая часть коммунистического эксперимента. Если сравнить хвастливые речи в 50-ю годовщину того, что называли «Великой Октябрьской Социалистической революцией», с сегодняшними настроениями в России, заметна неуверенность по поводу того, что же значило все пережитое.

Следует ли восстановить памятник Дзержинскому или же нужно сравнять с землей мавзолей Ленина? Был ли Сталин самым великим русским или таковым следует считать главного диссидента Андрея Сахарова?

И если революция 1917 г. чему-то учит нас, то чему? В этом послесловии я начну с вопроса о том, что в революции было неизбежно, а что не было. Это ведет нас к рассмотрению очень необычной личности – Ленина – и далее к обсуждению того, как повлияла революция на последующие 70 лет истории России (этот период завершился 1991 г.). Хотя два этих политические потрясения очень отличаются друг от друга, есть все же и важные схожие моменты. И наконец, что осталось после 1991 г.?

I. Что было и что не было неизбежно