Историческая проза

Но скоро к Пугачёву присоединились крепостные крестьяне, ожесточённые бесчинствами своих хозяев, повстанцы дошли до Оренбурга, и Екатерине стало не до смеха, даже жутко: она судорожно стала думать, что делать, в чём она не права, стала анализировать свои ошибки, но всё равно не могла придумать, как исправить положение. Наконец, поняв, что это серьёзно и надолго, она решилась обратиться к Григорию Орлову:

– Гришенька, я хочу посмотреть на этого Пугачёва. Я переоденусь в солдатскую форму, а ты отвезёшь меня в Оренбург!

Сердечный друг императрицы от одной мысли поперхнулся, но, взяв себя в руки, поправил бант парика и тихо ответил:

– Если в этом есть необходимость, я всячески буду помогать тебе в этом, но только этот план должен быть тайной…

Скоро Екатерина была в Оренбургской крепости. В руки ей попал манифест, яко бы написанный Пугачёвым, в документах самозванец объявлял себя помазанником Божьим, и что он, как русский царь, хочет наказать помещиков-дворян за притеснение простого народа, называя высшие классы злодеями. Так же Пугачёв обещал в своих манифестах отдать народу пахотные земли, леса, покосы, воды, рыбные ловли, соляные источники, обещал уничтожить тяжёлый подушный налог. Крестьянам он обещал возвратить вольность.

С одной стороны, обещания были хорошими, и Екатерина понимала проблему крепостничества и признавала его правоту. Но тут перед Екатериной раскинулась такая ужасная панорама, то которой у женщины руки задрожали: перед Емельяном, которого Екатерина узнала по важной походке и казацкой шапке-кубанке, стоял солдат в зелёной форме.

– Будешь служить мне, настоящему царю, который радеет за народ?! – громко спросил Пугачёв.

– Нет, – не раздумывая, ответил солдат, – я дал присягу служить матушке-императрице Екатерине!

Самозванец махнул рукой, татарин дёрнул верёвку…

… Дальше Екатерина не видела из-за слёз. Екатерина была убеждена, что жестокостью не добиться пользы, а это была настоящая жестокость. Она так и не разгадала Пугачёва, но ей показалось, что ничего хорошего стране он не хочет, а лишь обещает. Так и не приняв важных решений, Екатерина попросила Орлова увезти её во дворец.

Скоро Пугачёв опозорил себя окончательно, став сожительствовать с казачкой. Эту безнравственность осудили все, и новую «императрицу» невзлюбили даже соратники Пугачёва, наблюдая его несхожесть с царём. В, общем, выдали Пугачёва свои же, а суд приговорил его к казни.

Екатерина пыталась «начертать» на литке бумаги какое-то философское стихотворение, когда в бархатную залу зашёл гренадёр и протараторил:

– Ваше императорское величество, к вам просится казачка София, говорит, что настоящая жена самозванца!

Екатерина задумалась, стоит ли проводить эту встречу, а потом ответила:

– Ладно, пусть заходит…

Перед Екатериной предстала казачка в кике, душегрее и синем сарафанчике. Будучи эталоном скромности и женственности, казачка сразу же расположила Екатерину.

– Ну, здравствуй, казачка София, с какой просьбой ты ко мне? – спросила приветливо Екатерина.

Казачка со слезами упала на колени и стала плакать и умолять, так, что душа перевернулась у Екатерины. Сквозь слёзы императрица услышала:

– Матушка-царица, смилуйся над семьёй нашей: велела ты мужа моего казнить, а меня с детками в крепость отправить! Прояви милосердие христианское над детками моими: они же умницы такие: и набожные, и умные, и по хозяйству расторопные, и книги духовные любят, хоть отец их дурень! А они не такие, как он – любят меня. Пожалей, дай волю детям, да сиротами не оставь!

У Екатерины было далеко не железное сердце, хоть она и позавидовала Софии: казачке повезло с детьми намного больше, чем императрице: Павел-то на мать обиду каменную затаил давно.

– Ступай, София, я подумаю, что можно сделать…

Молодая женщина поклонилась, пробормотала сквозь слёзы, уходя:

– Спасибо, матушка-царица, надежда наша!

А Екатерина села в карету и помчалась к митрополиту Московскому, потому что он мог смягчить приговор Пугачёву и его семье. Сомнения точили императрицу: с одной стороны был закон, по которому Пугачёв и его семья были виновны, государственный порядок, уважение к войскам, которые без передышки после русско-турецкой войны сражались с Пугачёвым, с другой стороны было христианское милосердие.

Наконец, Екатерина повернула карету во дворец: ей было нелегко, совесть витала над ней с хлыстиком, но в этом случае она не могла проявить милосердие.

Екатерина занималась и политикой, и личной жизнью, но не находила счастья. Дело в том, что её сын Павел рос, и пропасть между матерью и сыном увеличивалась каждую секунду. Они только упрекали друг друга, Павел любил отца и, как отец, Пруссию, был очень нервный и чрезмерно рассеянный. Екатерина женила его на прекрасной девушке, воспитанной в лучших традициях аккуратистов Германцев и доброте русского народа, Марии Фёдоровне. У Екатерины появились внуки, Александр и Николай.