Венцом переосмысления колониализма явился закон 23 февраля 2005 г., первая статья которого гласила: «Нация выражает свою признательность женщинам и мужчинам, участвовавшим в работе, которую Франция проделала в бывших французских департаментах Алжира, в Марокко, в Тунисе, в Индокитае и на всех территориях, где она ранее установила свой суверенитет». Закон вызвал крайне противоречивую реакцию. Правые встретили его восторженно как признание колонизации «великой эпопеей» в истории страны; бурный протест последовал со стороны тех, кто назвал себя «туземцами Республики», а также в Алжире и других бывших французских колониях. Заговорили даже о том, что новое обращение к колониальному прошлому создает в стране «климат гражданской войны»[964]
.Кончилось тем, что сам Ширак через 11 месяцев вернул 1-ю статью закона 23 февраля в Национальное собрание для переработки. Однако в законе осталась вызывавшая недовольство антиколониалистов 4-я статья: «Программы университетских исследований отведут заморскому присутствию французов, особенно в Северной Африке, место, которое оно заслуживает. Школьные программы признают, в частности, положительную роль заморского присутствия французов, особенно в Северной Африке, и уделят истории и жертвам среди бойцов французской армии, уроженцев этих территорий, почетное место, на которое они имеют право»[965]
.Все же нельзя игнорировать гибкость подхода законодателей. В законе подчеркивается роль людей-французов, в том числе уроженцев колоний, а не роль государства – «заморского присутствия Франции», согласно традиционной формулировке. Немаловажно, что государство на самом высоком уровне не закрывает дорогу для признания негативных сторон «присутствия». Так, во время посещения Мадагаскара в июле 2005 г. Ширак, имея в виду подавление восстания 1947 г., заявил о необходимости помнить «мрачные страницы нашего прошлого». Президент выразил уважение к жертвам репрессий, которые он объяснил «искажением колониальной системы». И заключил замечательным призывом «жить в мире с прошлым», а для того чтобы «успокоить страсти»[966]
, – проделать необходимую «работу памяти»[967].Характерно в связи с этим мнение историка алжирской войны Бенжамена Стора. Он против требований о возмещении материального ущерба со стороны потерпевших: их просто невозможно подсчитать. Но «принципиальное заявление (
Однако в известной мере «символической репарацией» можно считать заявление Ширака при посещения Алжира в 2003 г. Обращаясь к истории взаимоотношений двух стран, он сказал: «Это прошлое сложное, еще болезненное; но мы не должны забывать его, не должны от него отрекаться…
Пожалуй, Ширак нашел самые нужные слова. И, не делая поблажек конфликтующим сторонам, на примере истории французско-алжирских отношений декларировал основания того, что может быть названо национальной политикой исторической памяти. В сущности, президент Республики в критической точке национальной памяти выразил новое осмысление национального единства. Во-первых, это установка на отказ от забвения трагического прошлого, от малодушного ухода в видимое благополучие «французского величия» и прочерчивание трассы нового понимания национального величия как мужественного отношения нации к болезненным страницам своей истории. Во-вторых, это понимание исторического единства как сложения совокупной памяти и «памяти всех».
Вопрос не так прост, как кажется антиколониалистам. Франция, пишет Сильви Тено (Институт истории современности), не может признать колониальную войну, подобно работорговле, «преступлением против человечества» и не может пойти на возмещение ущерба всем потерпевшим, как она сделала в отношении жертв режима Виши. Кто палачи и кто жертвы? Разве ФНО[970]
не несет ответственности за террористические действия против гражданского населения (включая соплеменников)? И разве французские ветераны и колонисты не оказались потерпевшими в результате войны? Что-то для сближения памяти о колониальном прошлом делать надо, но Тено не видит «отправных пунктов для того, чтобы управлять этим прошлым»[971].