Историческая традиция Франции

Пуату – это «сражение Юга и Севера». У Пуатье Хлодвиг разгромил готов, Карл Мартел отбросил арабов, а в период Столетней войны англо-гасконская армия наследника английского престола герцога Эдуарда – Черного принца, пленила короля Франции Иоанна II Доброго. Область смешения римского права и кутюмов, давшая своих легистов Северу и трубадуров Югу, «край мулов» (которых вывозили в Овернь, Прованс и даже Испанию[96]) и «край гадюк» (которых скупали фармацевты и отправляли за рубеж, вплоть до Венеции). Именно в этом смешении, заметил Мишле, следовало возникнуть мифу о Мелюзине, «полуженщине-полузмее». И именно этот «дух смешения и противоречий помешал Пуату что-нибудь завершить» в истории Франции. Здесь все только начиналось.

Древний римский город Пуатье вместе с Арлем и Лионом стал для галлов «первой школой христианства» и в определенном смысле – «колыбелью монархии». Здесь, по легенде, в городском соборе среди ночи заблистал огонь, который послужил путеводным ориентиром для войска Хлодвига. Французский король считался аббатом Сент-Илер де Пуатье, как и собора Св. Мартина в Туре, для которого церковь Пуатье была «старшей сестрой», чье влияние перехватила Турская епархия. Здесь, в Пуатье мелькнул в VI в. c Фортунатом, местным епископом и поэтом последний отблеск латинской поэзии, а в XII в. взошла заря новой литературы: герцог Аквитании Гильом VII «был первым трубадуром», тот самый, что был отлучен от Церкви за похищение виконтесы Шатлеро. Пуату была тогда «страной раскованных и свободомыслящих людей». Жильбер де ла Поре, сподвижник Абеляра родился в Пуатье и был местным епископом. С ним «родилась и умерла в Пуату философия».

У политического могущества Пуату, продолжал Мишле, была «ничуть не лучшая судьба». Оно началось в IХ в. с выступления против Карла Лысого графа Гасконского Эменона (Эмона) де Пуатье (828–839). Эта семья была большой и могущественной и некоторое время главенствовала на Юге, взяв титул герцогов Аквитанских. Из нее происходили два знаменитых героя средневековых романов: Св. Гильом Тулузский и Жерар де Руссильон, граф Бургундский[97].

Экономическая характеристика края Видаль де Лаблашем может объяснить подчеркнутую Мишле политическую слабость Пуату. Геологически провинция представляет продолжение армориканского массива, однако здесь преобладают известняки, что делает почву более легкой для обработки. «Нежная как шелк», по словам крестьян, земля позволяла использовать самые примитивные орудия типа сохи. В общем, констатировал географ, плодородия земли хватало, чтобы при посредственном инвентаре и невысоких урожаях прокормить немногочисленное население. В то же время «не хватало ни зерна, ни фруктовых деревьев, ни камня для строительства, ни глины для керамического производства, ни кремния для укрепления дорог – ничего такого, что позволяет стране самой себя обеспечивать»[98].

Присоединенная к королевству (ХV в.), территория восточного Пуату активно включилась в общефранцузские процессы. Фонтене дал «великих легистов», дворянство Пуату – искусных царедворцев. Из восточного Пуату вышли Ришелье и Вольтер. Иной была судьба той западной части провинции, где текут два Севра, один к Нанту, другой к Ниору и Ла-Рошели. Обе своеобразные местности, которые пересекают реки, были крайне изолированы от Франции.

Тот Севр, что течет к югу, образует Южное болото, и оно почти все было искусственного происхождения. Разливы Севра оказывалось труднее победить, чем морские приливы. Нуармутье, будучи на 12 футов ниже уровня моря, был окружен дамбами длиной в 11 тысяч туазов[99]. Дамбы часто находились под угрозой. Кабанье (обитатели ферм, которые называли кабан – хижина) передвигались, по свидетельству Мишле, с шестами в 12 футов длиной, чтобы преодолевать рвы и каналы. Та часть, что находилась за пределами дамб, всю зиму пребывала под водой. Голландцы осушили Маре дю Пти-Пуату каналом, который прослыл «голландским бандажом»[100].

Большая часть Пуату была, подобно Бретани, краем мелкого землевладения, немногочисленных замков и мелкопоместного дворянства. В наибольшей мере это относится к Нижнему Пуату, которое вошло в историю в конце ХVIII в. под названием Вандеи – так был назван департамент по имени протекающей в этой местности реки. Со своей изолированностью и привязанностью крестьян к их маленькому мирку, с участками земли, огороженными кустарником, и рассеянным типом поселения Нижнее Пуату являлось «законченным выражением сельского Запада»[101].