«Между Лимань и Орлеанской долиной, другой областью ранней цивилизации, – продолжал Видаль де Лаблаш, – существуют старинные связи; следы взаимного влияния сохраняются в архитектуре». Как оазис преуспевания среди окружающей бедности, Лимань нередко становилась объектом вторжений и междоусобиц. «Нашим Меровингам она внушала чувства, сходные с теми, которые охотнику внушает отличная дичь; с каким вожделением не один из Хильдебертов вздыхал о “прекрасной Лимань”»![111]
Области к западу от Центрального массива Видаль де Лаблаш характеризовал, как место «встречи языков и рас»,
И, по Мишле, Овернь – «холодный край под южным уже небом». Так же как в Лимузене, местные обычаи свидетельствуют о «южной расе, дрожащей под северным ветром и как бы сжавшейся, ожесточившейся под этим чужим небом». Грубое вино, горький сыр, как жесткая трава, от которой он происходит. Люди продают лаву, шлифованные камни. «Скорее работящие, чем предприимчивые», они и в середине ХIХ в. еще нередко пахали сохой, которая едва рыхлила тяжелую почву. Как результат – активная миграция: люди уезжали со своих гор, захватывая «немного денег, но мало идей»[113]
.Зато в плодородных долинах ни один клочок земли не пустовал, и это имело оборотной стороной истребление пастбищ. Для крестьянина как земледельца травы были врагом, «паразитом, который ворует землю у продовольственных культур». Кроме сохи, его основным орудием служила лопата, это «культура лопаты» (
Пастухи вынуждены были забираться высоко в горы, где и зимой ночевали вместе со своей скотиной. «В людях этой расы, – отмечал Мишле, – заключена настоящая сила с горьким, терпким привкусом, но живучая, как трава в Кантале. Возраст здесь ничего не значит. Посмотрите, как крепки здешние старики!». Отсюда вышли те «великие легисты, что стали логиками галликанской партии» (см. гл. 4). А это значит, заключал Мишле, что «непоследовательность и противоречивость, отмечаемые в других центральных провинциях страны, достигают в Оверни своего апогея»[115]
.Руэрг —
историческая область с многочисленными средневековыми памятниками, графство в раннем Средневековье, перешедшее в XIII в. к французской короне – не привлек Мишле: «огромная груда угля, железа, меди, свинца, залегающих под мрачными кронами каштанов», прорезанная потоками Тарна и Авейрона. Залежи угля занимают более двух третей территории, и местами этот уголь веками воспламенялся. Плохо обработанной, покрытой гибельными трещинами, этой земле «едва ли могут завидовать даже Севенны с их суровостью»[116].Юго-Запад
Другое дело – Каор
. Город на высоком берегу в излучине реки Ло (притока Гаронны) и центр одноименного департамента, был при римлянах столицей Аквитании, а в раннем Средневековье графства Керси. Сохранился собор XII в., мост с оборонительными башнями XIV в. При местном уроженце папе Иоанне XXII (1316–1334)[117] в Каоре был основан университет, а приглашенные флорентийские мастера придали архитектуре города свой стиль. Уроженцем Каора был основатель Третьй республики Гамбетта. В мире город прославлен культурой красного сухого винаЗдесь все покрыто виноградниками, вспоминал Мишле, а перед Монтобаном начинаются рощи тутовых деревьев. Широкое и одухотворенное «море агрикультуры», за которым возвышаются «своими серебряными главами Пиренеи»; «рогатые быки пашут плодородную долину». Слева в направлении гор начинается засушливая часть, обиталище коз и мулов[118]
.Важнейший центр Юго-Запада Бордо
, где, по выражению Мишле, Гаронна, собрав все притоки, разливается «как море перед морем». Один из старейших городов Франции с двухтысячелетней историей (римское название