Кроме всего прочего, необходимо было управлять, кормить людей и решать вопрос о том, кому теперь принадлежит Фиуме, но ничего из этого Д’Аннунцио не интересовало. Решение таких проблем, как нехватка пропитания и лекарств, вгоняло его в ужасную скуку. Он по-другому проживал свою власть над Фиуме. Например, город посетил Артуро Тосканини, а Д’Аннунцио организовал шуточные бои: четыре тысячи человек изображали драку, а оркестр прославленного музыканта в это время играл «Пятую симфонию» Бетховена. Драка вскоре превратилась в настоящую, в результате чего сотни людей были ранены, однако поэт остался в восторге. Впрочем, со временем ситуация стала настолько отчаянной, что нужно было принимать какие-то меры, например эвакуировать из города четыре тысячи детей или попросить Муссолини и его «Итальянский союз» спонсировать его выходки. Что касается вопроса о том, кому же теперь принадлежал Фиуме, он тоже остался без ответа: город не принадлежал никому. Если итальянскому правительству он был не нужен, тогда до тех пор, пока он не станет им нужен, город будет независимым.
В конечном итоге Д’Аннунцио объявил его городом-государством и дал ему конституцию невероятно старую, но в то же время обновленную и безумную, каким был он сам, – наряду с мешаниной из ультраправых, ультралевых и радикально демократических идей в ней были такие бредни, как объявление музыки «религиозным и социальным институтом». Этот уголок на краю реальности пытался совместить культ насилия и свободной любви. А его девизом было: «Кто против нас?»
Фиуме Д’Аннунцио просуществовал не менее года и четырех месяцев. Все это время поэт и его «чернорубашечники» извлекали выгоду из отсутствия соглашения между европейскими правительствами, а в ноябре 1920 года был подписан договор, призванный урегулировать вопрос: Фиуме станет свободным портом, не принадлежащим никому – ни Италии, ни Югославии, ни Венгрии. Разумеется, это «никому» включало и самого Д’Аннунцио. Ему был предъявлен ультиматум: он должен был закончить свой затянувшийся праздник, но поэт отказался это сделать. Прежде чем взять город, он провозгласил: «Фиуме или смерть!», поэтому если они хотели его оттуда выманить, им пришлось бы сделать это по-плохому. Что и случилось. Итальянское правительство отправило войска и корабли, и к сочельнику 1920 года город был полностью окружен. Выпустив из города всех желающих и предоставив Д’Аннунцио время подумать, войска начали бомбардировку. Он понимал, что не сможет выиграть эту битву и что никто из жителей города не хотел умирать, за исключением его самых верных фанатиков, но даже несмотря на это его войска продержались целых пять дней. А он – нет. Он не делал ничего полезного, лишь разглагольствовал, как умалишенный, вдали от сражений. Когда жертв стало больше пятидесяти, остальные решили, что с них достаточно этого фарса, и решили сдаться. В итоге не было ни Фиуме, ни смерти. Затем, как ни в чем не бывало, Д’Аннунцио отправился в Венецию. Единственное, о чем он, по его словам, сожалел, так это о том, что вечеринка подошла к концу.
Сломанный зуб с золотой пломбой. Кризис, спровоцированный Д’Аннунцио, еще сильнее обострил и без того сложную ситуацию внутри страны. Решив воспользоваться этой возможностью, Муссолини и его фашисты сформировали политическую партию и объявили следующее: «Наша программа очень проста: мы хотим управлять Италией». Они получили депутатские места на своих первых выборах, а в следующем, 1922 году десятки тысяч фашистов, избивая одних людей на улице и оскорбляя других в парламенте, прошли маршем на Рим и потребовали передать им власть. Муссолини взял на заметку то, как совершаются революции. Черные рубашки, культ насилия, пламенные речи на балконах, умение воспользоваться слабостью противника, чтобы силой его подчинить. А также он задумался о том, как сохранить власть, чего не удалось сделать Д’Аннунцио. Пришло время другой Италии, которая родилась в результате ужасной войны и которой два десятилетия спустя с наступлением еще более ужасной войны придет конец.
Фашисты были даннунцианцами, но сам Д’Аннунцио фашистом не был. Или, по крайней мере, он никогда не принимал участия в этом движении. Тем не менее в Италии Муссолини он продолжал пользоваться такой же или даже большей популярностью, хотя диктатору это не особо нравилось. Не только потому, что Муссолини боялся, что Д’Аннунцио может его затмить, но и потому, что он осмеливался публично его критиковать.