«Полки Ваерия и Абрамовича сделали дружный напор, и королевское знамя было уже воткнуто на главном бруствере укрепления; но знамёнщик был убит, сам Ваерий тяжело ранен, а семь полков русских отбили наших. Присланные королём в помощь всадники и гусары отразили русских и осада укрепления была возобновлена воинами Ваерия и Абрамовича, совокупно с запорожскими казаками». Общий итог боя оказался для короля ничтожным: «были заняты два небольших шанца, наиболее близкие к укреплению Дама».
«Эта битва с обеих сторон была самая ужасная, — продолжает Велевицкий, — и в ней погибла половина неприятельской пехоты, находившейся в крепости; много было убитых и с нашей стороны, особенно между казаками. Король, оставив на месте небольшой отряд конницы и сильно укрепив четыре шанца, отступил, когда было уже поздно к ночи».
Видимо, потери защищавшихся были действительно очень тяжёлыми, потому что они сами покинули ночью укрепление и отступили к лагерю князя Прозоровского.
А дальше происходят, на первый взгляд, совсем странные события: сам Прозоровский отошёл на соединение с главными силами воеводы Михаила Шеина («поспешно зажёгши свой лагерь»), были оставлены и другие укрепления возле города, которые королевским солдатам так и не удалось захватить во время ожесточённого дневного сражения. Ян Велевицкий зафиксировал только результат этого неожиданного манёвра, сообщив, что около полуночи королевские войска возвратились, извещённые, видимо, лазутчиками об отступлении русских, и овладели «семью шанцами, а именно: шанцем Прозоровского, самым большим; шанцем русской конницы; шанцем француза Дама; шанцем германца Крейза; шанцем англичанина Зандера и тремя меньшими шанцами, построенными в виде четырёхугольника».
Попробуем разобраться в этой неожиданной ситуации.
С захватом поляками Покровской горы была прервана связь между лагерем князя Прозоровского и главным лагерем Шеина по правому берегу реки Днепра. Активные действия короля и гарнизона крепости против русских укреплений под самым Смоленском грозили прервать связь между двумя лагерями и по левому берегу реки; двухдневное ожесточённое сражение показало, что у короля достаточно сил, чтобы этого добиться, следующие штурмы могли стать успешнее. В этой обстановке воевода Михаил Шеин принял решение оттянуть свою западную группировку в главный лагерь, что и было сделано 19 сентября 1633 года. С военной точки зрения, такой манёвр был не только оправданным, но единственно необходимым: «обложение» Смоленска фактически уже не существовало, а для дальнейшей войны полки целесообразно было собрать вместе. Именно так был понят манёвр князя Прозоровского в Москве. В царской грамоте, присланной воеводам Шеину и Прозоровскому в ответ на их донесение, говорилось: «Вы сделали хорошо, что теперь со всеми нашими людьми стали вместе!»
Отступление полков с западной стороны Смоленской осады было проведено скрытно и искусно, король Владислав IV, несмотря на большое количество кавалерии в своём войске, не сумел ни помешать ему, ни захватить пленных.
Но существовала и другая причина отступления, которая устанавливается из записок Яна Велевицкого, — это массовые измены иноземцев-наёмников. «Многие голландцы, французы, немцы, шотландцы и другие переходили к нам в большом количестве». Первый такой массовый побег произошёл накануне того, как князь Прозоровский покинул свой лагерь. Продолжались измены и в последующие дни. Например, когда король напал на укрепление «француза Шарлета», прикрывавшее главный лагерь Михаила Шеина, приступ был отбит, но на следующее утро «французы перед рассветом вышли из этого шанца и вместе со своим предводителем убежали, отчасти в лагерь Леского
Итак, осада Смоленска фактически была снята, король Владислав IV перенёс свою ставку на Покровскую гору. Вставал вопрос: что делать дальше?
Самым логичным было бы отступить по свободной Московской дороге, спасти русское войско от уничтожения или плена (численное превосходство королевской армии было явным). Опытный воевода Михаил Шеин не мог этого не понимать, но два обстоятельства вынуждали его стоять под Смоленском.