Волынский не потерял своего места, но навсегда потерял прежнее доверие императора. Его полномочия по части сношений с окрестными народами были урезаны. Петр подозрительно приглядывался ко всем его связям, охотно прислушивался к жалобам его врагов. Его положение грозило еще более ухудшиться, когда сама Екатерина, его усердная заступница, подверглась опале после казни Монса и когда Петр в последний год своей жизни, выведенный из терпения непрерывными и повсеместными хищениями, стал готовиться к суровой и беспощадной борьбе против этого зла. Обер-фискал Мякинин, докладывая однажды Петру длинную вереницу дел о хищениях правительственных лиц, кончил доклад вопросом: «Обрубать ли одни сучья или положить топор на самые корни?» — «Руби все дотла», — сказал Петр.
Вряд ли уцелел бы Волынский, если бы действительно началась эта рубка. Смерть императора сразу обратила колесо фортуны вновь в сторону Волынского. Главная покровительница Волынского заступила место Петра на троне. Он мог вздохнуть свободно и смелее глядеть в будущее. Скоро Волынский получил назначение губернатором в Казань с оставлением в его руках главного начальства над калмыками. Но враги Волынского не дремали. Военная коллегия нарядила над ним суд за истязание Мещерского. Он должен был покинуть губернаторское место и ехать в Петербург для допросов. Там прожил он остаток царствования Екатерины и уже по воцарении Петра II[97]
, благодаря сближению с князьями Долгорукими, фаворитами молодого императора, вновь получил казанское губернаторство. Горький жизненный опыт не исправил Волынского. На новом месте повторяется старая история в астраханском вкусе. Несчастные инородцы Казанской губернии писали впоследствии в челобитьях на действия Волынского: «С начала подданства нашего под Российскую державу ни отцы, ни деды, ни прадеды наши такого разорения не терпели». И действительно, теперь Волынский установил свои негласные поборы на еще более широкую ногу, чем то было в Астрахани.Волынский жил в Казани настоящим магнатом: дом его был полон дворни, до 80 лошадей стояло на его конюшнях, огромная псарня, которую держал Волынский, размещалась по монастырским дворам. Все слои населения вносили свою немалую лепту на удовлетворение этих прихотей губернатора. Архиерейские крестьяне доставляли сено на губернаторские конюшни, купцы переплачивали ему увесистые суммы «взаймы», разумеется, без отдачи, а инородческое крестьянское население формально было обложено определенными неофициальными окладами сверх государственных податей. Всего за полтора года таких неофициальных сборов собрано было с казанских инородцев 14000 рублей. Поборы по-прежнему сопровождались «мукой и боем». Население начинало прямо разбегаться из Казани от насилий губернатора. Средств для самообороны не было. Здесь, как и в Астрахани, притесняемым оставалось терпеливо дожидаться какой-нибудь благоприятной «оказии», чтобы заодно сквитаться во всем. В Астрахани такой оказией выдался случайный приезд царя.
В Казани дело повернулось иначе. Губернатор столкнулся с митрополитом. Оба одинаково уличали и одинаково ненавидели друг друга. Но митрополит имел сильную руку в Синоде[98]
, а у Волынского среди петербургских вельмож на каждого сомнительного приятеля приходилось по нескольку заклятых врагов. Борьба была неравная, и исход был естественный: Волынскому пришлось распроститься с казанским губернаторством. Сначала его хотели было отправить опять в Персию, под команду генерала Левашова; потом Персия была заменена назначением в украинский корпус, и в конце концов, вместо всяких назначений над ним нарядили «инквизицию», т. е. судебное следствие по многим воздвигнутым на него жалобам. Но Волынский был уже не новичком в качестве подследственного ответчика. Судебные сети не были для него страшны, и он умел порывать их. Прежде окончательного падения его еще ждала впереди громкая политическая карьера.IV
В СТОЛИЦЕ
Чтобы вполне понять последующие шаги Волынского на политическом поприще, нам придется перенестись теперь мыслью из провинциальной глуши в водоворот столичных событий. За время губернаторства Волынского на далеких окраинах государства в столице происходили знаменательные явления. Трижды корона перешла из рук в руки, и каждая перемена царствования сопровождалась значительным брожением общественных партий. Мы уже знакомы с составом этих партий. Они сложились еще в течение Петровского царствования. Но пока тянулись тяжелые войны, пока Петр железной рукой сдавливал внутренние раздоры, партийная вражда таилась под спудом. Лишь только Петра не стало, она вспыхнула с полной силой. Прежде всего столкнулись друг с другом партия родовитых бояр и партия петровских птенцов. Предлогом для столкновения послужил вопрос о замещении опустевшего трона. Петр, умирая, не успел назначить преемника.