Исторические силуэты

В июне 1763 г. в сенате в присутствии Екатерины обсуждался вопрос о производстве новой ревизии. Сенаторы говорили о том, с какими трудностями сопряжено это дело, сколько будет споров, побегов, утаек, какие сложные нужны учреждения для проведения ревизии. Екатерина же нашла, что все можно сделать очень просто. Она сказала: «Пусть каждое селение само пошлет ведомость о числе душ в уездную воеводскую канцелярию, канцелярии пусть перешлют эти ведомости в губернии, а губернии — в сенат».

Надо думать, что старые сенаторы и без этого указания хорошо знали тогдашний порядок административных инстанций, но они заявили, что при таком собирании ревизионных ведомостей утаенных душ будет бесчисленное множество. Екатерина немедленно нашла выход, сказав: «Тогда простите всех прежних утайщиков и велите селениям внести всех прежде утаенных в нынешние ревизские сказки». И Екатерина прибавляет к этому рассказу в своих «Записках»: «И доныне ревизии так делаются и прописных душ нет и о них не слышно». Екатерина верила в это, ибо ей хотелось, чтобы было так.

Этот эгоистический оптимизм, в котором было столько же преднамеренного расчета, сколько и непроизвольного влечения к самоудовлетворенному спокойствию души, побуждал Екатерину находить утешительные стороны даже в несомненных общественные бедствиях. Конечно, Екатерина была слишком умна, чтобы не замечать темных сторон в окружающей ее действительности. Но, замечая их, она от них отмахивалась софизмом или каламбуром, которым старались придать вид серьезного рассуждения. «Меня обворовывают, — писала она г-же Бьелке в 1775 г., — так же, как и других, но это хороший знак и показывает, что есть, что воровать».

Редко-редко на ее настроение набегали тучки унылого малодушия, но она быстро сметала их, и горизонт ее душевной жизни вновь сиял лазурью спокойного самодовольства. Кто бы ни решился выступить с открытой критикой ее правления, она ставила над ним крест, как над человеком пустым и не заслуживающим серьезного внимания. После того как Рейналь[133] заметил, что Екатерине много не удается, она стала называть его ничего не стоящим писателем. Когда Тюрго[134] и другие французские экономисты подвергли критическому разбору ее Наказ и доверчиво прислали ей этот разбор, она обозвала их дураками и вредными для государства сектантами.

Несокрушимая уверенность в неизменном успехе всех своих начинаний давала ей решимость выступать на самых разнообразных поприщах, не смущаясь отсутствием надлежащей подготовки. В форме Наказа для Комиссий депутатов она написала целый политический трактат, в котором при помощи отпрепарированных для своих целей цитат из «Духа Законов» Монтескье[135] она изложила общие принципы своего политического мировоззрения. Она составляла обширные узаконения и уставы, большею частью заправленные эффектными общими сентенциями, но оставляющие желать многого по части юридической систематики и точного выражения основных определений. Всю жизнь не выпуская пера из рук, она выступала и в качестве плодовитого драматурга, и в роли неутомимого журнального фельетониста, бралась и за изложение древних летописей, и за составление сравнительного словаря всех языков и проч., и проч.

Все это не лишено таланта, порою дилетантски наивно (изыскания филологические), порою беспомощно-примитивно (подражание шекспировским историческим хроникам), порою бойко и броско (комедии из русского быта и фельетоны во «Всякой всячине»[136]). Но все это не возвышается над уровнем посредственности, все это хорошо ровно настолько, чтобы не спуститься ниже общепризнанных литературных потребностей своего времени. Этот всеобъемлющий дилетантизм выражал натуру бодрую, жадную до впечатлений бытия, но направленную именно на вбирание в себя всей полноты этих впечатлений и гораздо менее — на борьбу с окружающей действительностью во имя собственного творческого замысла.

Эти личные свойства Екатерины и оказались как нельзя более подходящими к той очередной политической задаче, которую Екатерине пришлось осуществлять у кормила правления. То была задача оформления и закрепления процессов, уже достигших к этому времени в русской жизни полного развертывания. Екатерина подыскала и установила определенные юридические формы для того вида сословно-дворянской монархии, который получился в результате социально-политической эволюции, наполнившей эпоху преемников Петра Великого. Завершив организацию этой русской сословно-дворянской монархии XVIII столетия, Екатерина сумела сообщить ей тот культурный лоск и блеск, которого вообще можно было достигнуть при тогдашнем уровне русской монархии XVIII столетия. Можно смело сказать, что удачному выполнению такой задачи содействовали не только достоинства и таланты Екатерины II, но и самые недочеты и слабости, которые были свойственны ее натуре.

ПОТЁМКИН

Печатается по изданию:

Кизеветтер А. А.

Исторические силуэты: Люди и события.

Берлин: «Парабола», 1931. С. 93–123.

I