Исторические сочинения о России XVI в

Они не знают славянского[95] языка, хотя он настолько близок к польскому и русскому, что тот священник[96], славянин по национальности, которого я послал в Москву, уже очень скоро стал многое понимать из московитского языка, хотя, напротив, московиты, с большим трудом, по-видимому, понимали по-славянски. Таким образом, раз они знают только русский язык, а греческий язык им недоступен, то нет никакой пользы от свода Флорентинского собора[97], изданного на греческом языке, который я передал в крепости Старице на реке Волге от имени вашего святейшества этому государю в присутствии многочисленного собрания приближенных. Там нет никого, кто понимал бы этот язык, если не считать того, о чем нам сообщили: в прошлом году из Византии прибыли некие греки, которые, по поручению государя, учат какого-то московита, чтобы тот взял на себя труд переводчика на этот язык. Но я думаю, что это скорее тот испорченный язык, на котором говорят нынешние греки, а не древний или тот, на котором отцы церкви писали книги и своды. Поэтому даже сама булла, или так называемый диплом, о единении, составленная Евгением IV[98] и переданная нам в оригинале светлейшим кардиналом Сан-Северино, не могла быть полезна, хотя она была написана по-латыни, по-гречески и по-русски.

Ведь переводчик этого «Диплома» на славянский язык не знал особенностей русского языка, но составил какую-то смесь из боснийского и хорватского языков. Это заметили те, кого я привез с собой из русских земель, находящихся под властью польского короля, и из Австрии. Они же позаботились, чтобы и самый «Диплом», и символ веры, изданный Пием IV, были переведены на современный русский язык. Я намереваюсь показать всё это в королевском лагере, куда тороплюсь, более сведущим людям и как можно скорее издать в Вильне.

Таким путем это с божьей помощью сможет дойти до той части России, которая принадлежит польскому королю, и до той, что принадлежит великому князю московскому.

Если среди них и есть немного людей, знающих латинский язык, число их, не считая тех врачей, о которых я упоминал выше, не превышает трех, и все они поляки: Яков Заборовский, Ян Буховецкий и Христофор Кайевский[99]. Первые два приехали много лет тому назад из польского города Вредока, а последний был задержан государем три года назад, когда приехал к своему господину, валахскому воеводе Богдану Александровичу, думая, что тот жив до сих пор. Может быть, он знает латинский язык лучше других, как они говорят, но с нами ему до сих пор не разрешено разговаривать. Поэтому пришлось приложить очень много усилий, прежде чем московиты могли вполне понять то, что мы передавали в письменном виде (как просил государь), или то, о чем мы много раз говорили с боярами.

Часто многое из сказанного нами они переводили ему без всякого смысла и не по существу. Они опускали значительную часть, преимущественно из того, что, по их мнению, будет неприятно государю и для них самих будет представлять какую-нибудь опасность. Это относилось в первую очередь к религиозным делам. Мне кажется весьма вероятным, что то же самое они делали и с грамотами других государей, хотя их писали по-русски из Литвы в тех случаях, когда их наречие не сходилось с русским. Но с божьей помощью также и это неудобство было преодолено тем, что в дело вступили наши переводчики, которых раньше они не хотели допускать. Они заново перевели все наши письменные документы.

Когда эти документы были переданы государю и думным боярам, те стали давать более пространные ответы не только устно, но и в письменном виде. Экземпляр русского перевода их ответов, сделанного нашими переводчиками, с приложением латинского экземпляра я отошлю [в Рим]. Если кто-нибудь продолжит когда-нибудь это дело, его можно будет вернуть нынешнему государю или его сыну и потомкам, чтобы напомнить об этом.

Простой народ почти никогда не отдыхает от работ, если не считать дня Благовещения[100]. Таким образом они заняты работой в воскресенье и во все другие праздничные дни, не исключая пасхальных. Они убеждены, что только знатные люди должны часто посещать храмы и богослужения. Впрочем, низшее сословие довольствуется этой простотой. Простые люди ограничиваются тем, что часто крестятся и с величайшим благоговением молятся иконам. Их они пишут, соблюдая полную благопристойность, и изображают святых как живых, не допуская изображения обнаженных частей тела. Они очень строго придерживаются постов, воздерживаются от молока и мяса, но церковь посещают редко. Знатные женщины и девицы почти никогда не посещают храмов, если не считать пасхальной недели, когда они принимают причастие[101].

Проповедников у них нет[102], они слушают (как уже было сказано) от своих попов только жития святых или тех, кого они почитают за святых, а также части из гомилий (в особенности из Иоанна Златоуста).

Молятся они стоя и иногда касаются лбом земли, так же принято у них приветствовать знатных людей и выпрашивать милостыню.