Таков был конец этих ночных переговоров, причем послы были приведены в замешательство тем, что этими доводами они были поставлены в такое затруднительное положение, что едва могли отвечать. В это же время глубокой ночью послы вашего величества написали мне, не будет ли мне угодно, чтобы они прибыли сюда к нам на место, расположенное в двух милях от Яма Запольского, ведь они желают уже сегодня начать переговоры о мире. И те, которые привезли мне письма, сказали, что и тем и другим послам, если они и проехали дальше, нужно ночевать в это время в поле. Что я смог ответить этим послам, которых ожидал на рассвете, ваше величество сможет узнать из копии тех моих писем, которые я послал им этой ночью в тот же час.
Об остальных событиях я извещу ваше величество точно и подробно в надежде, что ваше величество сообщит мне свои намерения, если мне представится случай попытаться добиться чего-нибудь другого в Московии, когда я вернусь туда с божьей помощью.
Да ниспошлет господь вашему величеству всяческое благополучие.
На пути к Яму Запольскому. 12 декабря 1581 г.
ПИСЬМО ЯНА ЗАМОЙСКОГО, ВЕЛИКОГО КАНЦЛЕРА КОРОЛЕВСТВА ПОЛЬСКОГО И ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО — АНТОНИО ПОССЕВИНО
То, что я написал вашему священству о неожиданной выходке московитов и их брани, соответствует истине. А то, что в точных словах значится в написанном виде о донесении Петра Колтовского, я скорее желаю, чем думаю, соответствует истине. Но если не будет мира, то я буду искать встречи с врагом, если бы он сам не искал встречи со мной. Но довольно об этом. Письма вашего священства я со всей возможной поспешностью отсылаю его королевскому величеству. Однако напрасно, как я полагаю, было бы обсуждать в сейме вопрос об уступке какой-нибудь части Ливонии. Ведь никто, имея целью в будущем благо отечества, не сможет убедить отказаться от него. Дело уже доведено до конца, так что для нас нет ни необходимости сражаться с врагами, ни делать попытку относительно этого города, единственного во всей Ливонии. С другой стороны, ею овладевает шведский король, он берет Белый Камень, наступает на Пернов и Феллин, так что московит едва ли уже не потерял это и, по-видимому, беспокоится лишь о Дерпте. Кстати, при чем здесь сословия? Для того, чтобы в будущем вывести в строй солдат, потребовалось бы больше расходов, чем для этого, уже выведенного в строй войска и для подкрепления от настоящего времени до августа. При всем этом, чего же они смогут добиться? На самом деле, насколько более могущественным будет впоследствии враг, снабженный всяческим снаряжением из привезенного по морю!
Я слышу, что эти милейшие московские послы медлят. Если они ждут новых разъяснений, то они вскоре получат их через этого гонца, которого я приказал отправить туда. И как трудно вести это дело! Хотя он [гонец] и говорил, что едет в Порхов, оттуда — в Ям Заполь-ский с письмами к вашему священству и, наконец, уже в Псков, однако, уклонившись от пути на Порхов, так как должен был взять проводников из Новгорода, он уехал настолько далеко вперед, что оказался от Пскова на расстоянии по крайней мере 8 миль, и путь он проделывал ночью, а не днем, а после того, как попал к нашим, его отвели на порховскую дорогу, он, отдав одному из своих людей коня, под седлом которого он хранил письма от государя к послам, приказал ему бежать, а затем приказал бежать еще другим троим спутникам вопреки оказанному ему доверию[316]
. Конечно, это нужно было исследовать и обдумать раньше, чем я объявил, что это не считается изменой. Ведь для меня даже намек на нормы международного права имеет самое большое значение. Таким образом, получив проводников, он был отослан мной к месту съезда послов. Из этих новых писем, которые он везет, и в особенности из тех, что особенно тщательно спрятаны, я думаю, довольно легко можно было бы извлечь [пользу] для окончания этих переговоров.Полонский уже отошел в лучший мир. В лагере у меня только и есть один русский писец.
Поручаю себя милости вашего священства.
Написано в псковском лагере. 13 декабря 1581 года.
АНТОНИО ПОССЕВИНО — ЯНУ ЗАМОЙСКОМУ
[317]