Читаем Исторические видения Даниила Мордовцева полностью

Несмотря на множество "литературных вариантов" жизни Петра I, в том числе и в советском историческом романе. Мордовцев раскрывает в его образе немало таких черт, которые или внове современному читателю, или понимались им не совсем верно. Так, в художественной, да и в исследовательской литературе много говорится о житейской неприхотливости этого человека, например, об отсутствии у него какой-либо ревности при виде возводимых его приближенными дворцов, подчас, как, например, у Меншикова и Шереметева, более роскошных, чем его, царские... Читая Мордовцева, начинаешь догадываться, что мы иногда просто не в состоянии постичь того времени, когда и "полудержавный властелин" Меншиков и "Шереметев благородный" были таковыми для всех, кроме царя: для него они - "Алексашка" и "Борька", ему они принадлежали не только вместе со своими дворцами, но и, сказать по-простому, "со всеми потрохами".

Или - что, например, мы почерпнули для себя нового о Петре через его отношение к князю Михаиле Алегуковичу Черкасскому?.. Это после того-то, как царь узнал, что заговорщики "во место" его, Петра, хотят поставить царем именно этого человека, любимого всей Москвой... Если мы и не скользнем взглядом по этому единственному в романе упоминанию о князе Черкасском, а задумаемся о его дальнейшей судьбе, то уж, наверное, по историческим стереотипам нашего века будем ожидать для него самого худшего.

Однако Петр... и сам любил этого действительно славного характером и толкового в любом деле человека - и не изменил своего отношения к нему. А дореволюционный читатель, наоборот, после этих строк подумал о Петре только хорошо... Потому что он, тот читатель, сразу же, как только прочитал об этом, неожиданном для самого Черкасского соперничестве, вспомнил из истории о том, что, когда в 1707 году шведский король Карл XII, разгромив тех, кто противостоял ему в Северной и Средней Европе, двинулся со всей своей армией в Россию, именно князю Черкасскому вверил Петр судьбу Москвы!

Чтение этого романа непривычно еще и потому, что его автор, так же, впрочем, как и современные ему читатели, изучал историю общества без отделения ее от истории религии, - отсюда не только истинное знание истории России, но и наполнение романа всей той жизнью, реалий которой (например, подлинной истории закладки Санкт-Петербурга) мы не найдем в нашей современной исторической беллетристике.

Не бесспорны, однако же, наверное, интересны выводы автора о том, какой характер приняла бы война со шведами, если бы она оставалась исключительно "Северной" войной, не спровоцируй Мазепа Карла XII на его поход именно в Украину своим обещанием поднять ее против России. Собственно, рассуждения автора на эту тему можно понять только таким образом: сам же допуск ("а, что, если?..") союза Украины со Швецией исторически неуместен.

А как хороша, по-девчоночьи искренна и прелестна в романе Мотренька совсем еще юная дочь Кочубея! Рисунок ее в таком возрасте мог быть только романтическим, именно такой он и в романе Мордовцева - совсем еще далекий от драматизма пушкинской Марии.

И лишь печальная песнь слепого кобзаря, его "дума" о трех братьях, бежавших из турецкой неволи, тревожит ее, нарушает безмятежный покой ее души. "Дума" в романе дается на украинском языке - это удивительное и волнующее чтение для русского читателя: как будто вспоминаешь те слова-чувства, которые были когда-то в самом начале...

Пожалуй, здесь место сказать о том, что как художник слова автор этого сборника русских произведений начал в украинской литературе.

Первое произведение Данилы Мордовца, поэма "Козаки и море" (1854 г.), - это юношеское, радостное упоение ярким, красочным началом поэзии самого Шевченко, его "Гайдамаками", "Гамалией"...

Но уже о рассказе "Нищие", написанном Мордовцом в следующем году (напечатан в 1885 г.), Иван Франко отозвался как о произведении "оригинальном", "глубоко задуманном"... Здесь уже не романтика упоения жизнью, нет: тихая искренность повествования, простота фабулы - но тем больше трогает душу это смиренное всепрощение обойденных жизнью старцев... Затем (в 1859 г., напечатаны в 1861 г.) последовали рассказы "Звонарь", "Солдатка".

Автор вступительной статьи к украинскому двухтомнику писателя В. Г. Беляев пишет о том, что простотою, лиризмом, мелодичностью и задушевностью повествования рассказы Мордовца близки к рассказам такого замечательного украинского писателя, как Марко Вовчок, что они даже написаны раньше "народних оповiдань Марка Вовчка"*.

_______________

* Д а н и л о М о р д о в е ц. Твори. - Киев, 1958.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное