Читаем Исторические записки. Т. VIII. Жизнеописания полностью

Через какое-то время наследник и лянский ван проехали в дворцовый двор, не сойдя у ворот Сыма[763]. Тогда Ши-чжи догнал их и остановил, поскольку наследник и Лян-ван не имели права проезжать дворцовые ворота, не сойдя с повозки, и, обвинив их в неуважении к государю, доложил об этом. Когда государыня Бо-тайхоу узнала о [происшествии], Вэнь-ди пришел к ней и, сняв головной убор, повинился: «Это я наставлял сына недолжным образом». Императрица отправила посланца объявить прощение наследнику и лянскому вану, и только тогда они сумели попасть во дворец. С этого времени Вэнь-ди стал считать Ши-чжи исключительным человеком и назначил его дворцовым советником.

Через некоторое время [он] поднялся до поста чжунланцзяна. [Однажды он] сопровождал [государя] в поездке в Балин, где [223] Вэнь-ди любовался видом северного склона[764]. В это время с ним была наложница Чжэнь. Государь, указывая Чжэнь-фужэнь[765] на дорогу, ведущую в Синьфэн[766], сказал: «Это дорога, ведущая в Ханьдань»[767]. Затем он повелел наложнице Чжэнь играть на цине, а сам стал подыгрывать ей на гуслях се и подпевать. У него было тоскливое настроение, и он сказал сопровождавшим чиновникам: «Увы! Сделайте мне саркофаг из камня с горы Бэйшань, заделайте шелком, пропитанным лаком, все щели обтяните его грубым полотном, и пусть никто не сможет [его] тронуть»[768]. Свита единодушно воскликнула: «Хорошо». [Но] Ши-чжи вышел вперед и сказал: «Если в вашем саркофаге будут находиться вещи, на которые могут польститься, то даже обнеси вы свой гроб камнем с горы Наньшань, найдется щель, чтобы туда проникнуть. Если же в захоронении не будет ничего, на что могут польститься, то вам не о чем беспокоиться и без каменного саркофага!» Вэнь-ди одобрил его рассуждения. После этого он назначил Ши-чжи [на пост] тинвэя.

Через некоторое время государь ехал по мосту через реку Вэй, и вдруг из-под моста выскочил какой-то человек. Лошади императорской колесницы испугались и понесли. Сразу послали конников, задержали этого человека и отдали тинвэю. Ши-чжи стал с ним разбираться и допрашивать его. Тот сказал: «Я шел из своего селения, вдруг слышу, что перекрыли движение, и спрятался под мост. Прошло долгое время, я подумал, что царский выезд проехал, и вышел, а когда увидел колесницы и конных стражей, бросился бежать». Тинвэй доложил императору, что человек нарушил запрет на передвижение по дороге и должен быть оштрафован. Вэнь-ди в гневе воскликнул: «Но этот человек испугал моих коней. Хорошо, что они доброго нрава, а если бы были другие, разве они не покалечили бы меня? А тинвэй считает необходимым ограничиться штрафом!» Ши-чжи отвечал: «Закон — это то, что исполняется в Поднебесной всеми — от Сына Неба до нижестоящих. Если при наличии сейчас такого закона утяжелять наказания, то население не будет серьезно относиться к законам. Кроме того, если б государь приказал казнить злоумышленника на месте, то на этом все и закончилось бы. Но вы передали дело тинвэю, а тинвэй должен поддерживать справедливость в Поднебесной. Если хотя бы однажды, применяя закон, тяжело наказать за легкие проступки, откуда тогда народ будет знать, как поступать? Вам, Ваше величество, все это желательно продумать». Прошло немало времени, наконец император сказал: «Тинвэй, должно быть, прав». [224]

Спустя некоторое время какой-то человек украл яшмовое кольцо из переднего помещения усыпальницы императора Гао-цзу. Он был схвачен. Вэнь-ди был в гневе и передал [злоумышленника] тинвэю, чтобы расследовать [преступление]. Ши-чжи нашел, что согласно действующим законам необходимо казнить преступника на рыночной площади, поскольку украдена драгоценность из храма предков, о чем и доложил государю. Император в сильном негодовании сказал: «Этот человек лишен нравственных устоев, он выкрал драгоценность из храма нашего предка — императора. Я передал его дело вам, тинвэй, полагая, что казнь распространится на весь его род[769]. А вы, ссылаясь на закон, докладываете государю что-то совсем не отвечающее моим представлениям о почтительном отношении к храмам [наших] предков». Ши-чжи, сняв головной убор, склонил голову и смиренным тоном сказал: «По закону этого наказания достаточно. Кроме того, наказание определяется шкалой преступлений. Если в порядке исключения за кражу вещей из храма предков наказать истреблением рода, то какое наказание вы, Ваше величество, предложите, если какой-нибудь дурак в будущем выкопает горстку земли из могильного кургана в Чанлине?»[770]. Прошло значительное время, и Вэнь-ди, обсудив это дело с императрицей, согласился с решением тинвэя.

Именно тогда чжунвэй Чжоу Я-фу, носивший титул Тяо-хоу[771], и лянский чэнсян по имени Ван Тянь-кай, носивший титул Шаньду-хоу, видя, насколько справедливо Ши-чжи ведет дела, стали его близкими друзьями. С той поры имя тинвэя Чжана стало известным в Поднебесной.

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники письменности Востока

Самгук саги Т.1. Летописи Силла
Самгук саги Т.1. Летописи Силла

Настоящий том содержит первую часть научного комментированного перевода на русский язык самого раннего из сохранившихся корейских памятников — летописного свода «Исторические записи трех государств» («Самкук саги» / «Самгук саги», 1145 г.), созданного основоположником корейской историографии Ким Бусиком. Памятник охватывает почти тысячелетний период истории Кореи (с I в. до н.э. до IX в.). В первом томе русского издания опубликованы «Летописи Силла» (12 книг), «Послание Ким Бусика вану при подношении Исторических записей трех государств», статья М. Н. Пака «Летописи Силла и вопросы социально-экономической истории Кореи», комментарии, приложения и факсимиле текста на ханмуне, ныне хранящегося в Рукописном отделе Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН (М, 1959). Второй том, в который включены «Летописи Когурё», «Летописи Пэкче» и «Хронологические таблицы», был издан в 1995 г. Готовится к печати завершающий том («Описания» и «Биографии»).Публикацией этого тома в 1959 г. открылась научная серия «Памятники литературы народов Востока», впоследствии известная в востоковедческом мире как «Памятники письменности Востока».(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче

Предлагаемая читателю работа является продолжением публикации самого раннего из сохранившихся памятников корейской историографии — Самгук саги (Самкук саги, «Исторические записи трех государств»), составленного и изданного в 1145 г. придворным историографом государства Коре Ким Бусиком. После выхода в свет в 1959 г. первого тома русского издания этого памятника в серии «Памятники литературы народов Востока» прошло уже тридцать лет — период, который был отмечен значительным ростом научных исследований советских ученых в области корееведения вообще и истории Кореи раннего периода в особенности. Появились не только такие обобщающие труды, как двухтомная коллективная «История Кореи», но и специальные монографии и исследования, посвященные важным проблемам ранней истории Кореи — вопросам этногенеза и этнической истории корейского народа (Р.Ш. Джарылгасиновой и Ю.В. Ионовой), роли археологических источников для понимания древнейшей и древней истории Кореи (академика А.П. Окладникова, Ю.М. Бутина, М.В. Воробьева и др.), проблемам мифологии и духовной культуры ранней Кореи (Л.Р. Концевича, М.И. Никитиной и А.Ф. Троцевич), а также истории искусства (О.Н. Глухаревой) и т.д. Хотелось бы думать, что начало публикации на русском языке основного письменного источника по ранней истории Кореи — Самгук саги Ким Бусика — в какой-то степени способствовало возникновению интереса и внимания к проблемам истории Кореи этого периода.(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература

Похожие книги

Шахнаме. Том 1
Шахнаме. Том 1

Поэма Фирдоуси «Шахнаме» — героическая эпопея иранских народов, классическое произведение и национальная гордость литератур: персидской — современного Ирана и таджикской —  Таджикистана, а также значительной части ираноязычных народов современного Афганистана. Глубоко национальная по содержанию и форме, поэма Фирдоуси была символом единства иранских народов в тяжелые века феодальной раздробленности и иноземного гнета, знаменем борьбы за независимость, за национальные язык и культуру, за освобождение народов от тирании. Гуманизм и народность поэмы Фирдоуси, своеобразно сочетающиеся с естественными для памятников раннего средневековья феодально-аристократическими тенденциями, ее высокие художественные достоинства сделали ее одним из наиболее значительных и широко известных классических произведений мировой литературы.

Абулькасим Фирдоуси , Цецилия Бенциановна Бану

Древневосточная литература / Древние книги
Эрос за китайской стеной
Эрос за китайской стеной

«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве. Чрезвычайно рационалистичные представления древних китайцев о половых отношениях вытекают из религиозно-философского понимания мира как арены борьбы женской (инь) и мужской (ян) силы и ориентированы в конечном счете не на наслаждение, а на достижение здоровья и долголетия с помощью весьма изощренных сексуальных приемов.

Дмитрий Николаевич Воскресенский , Ланьлинский насмешник , Мэнчу Лин , Пу Сунлин , Фэн Мэнлун

Семейные отношения, секс / Древневосточная литература / Романы / Образовательная литература / Эро литература / Древние книги
Непрошеная повесть
Непрошеная повесть

У этой книги удивительная судьба. Созданная в самом начале XIV столетия придворной дамой по имени Нидзё, она пролежала в забвении без малого семь веков и только в 1940 году была случайно обнаружена в недрах дворцового книгохранилища среди старинных рукописей, не имеющих отношения к изящной словесности. Это был список, изготовленный неизвестным переписчиком XVII столетия с утраченного оригинала. ...Несмотя на все испытания, Нидзё все же не пала духом. Со страниц ее повести возникает образ женщины, наделенной природным умом, разнообразными дарованиями, тонкой душой. Конечно, она была порождением своей среды, разделяла все ее предрассудки, превыше всего ценила благородное происхождение, изысканные манеры, именовала самураев «восточными дикарями», с негодованием отмечала их невежество и жестокость. Но вместе с тем — какая удивительная энергия, какое настойчивое, целеустремленное желание вырваться из порочного круга дворцовой жизни! Требовалось немало мужества, чтобы в конце концов это желание осуществилось. Такой и остается она в памяти — нищая монахиня с непокорной душой...

Нидзе , Нидзё

Древневосточная литература / Древние книги