Читаем Исторические записки. Т. VIII. Жизнеописания полностью

Со времен царствования Сяо У[594] было множество первых советников, [но] записи о них отсутствуют. Очевидно, не было желания фиксировать их поступки и человеческие качества, их повседневную жизнь и все, что сопровождало их деятельность. Тем не менее запишу [сведения о чэнсянах] начиная [с годов правления под девизом] чжэн-хэ (92-89 гг.).

Чэнсян Чэ был родом из Чанлина[595]. После его кончины чэнсяном стал лусец Вэй Сянь. Благодаря своей начитанности он, став [сначала] мелким чиновником, дошел до поста дахунлу[596]. В это время один гадатель-физиогномист предсказал, что он, [Сянь], станет чэнсяном. У него было четыре сына, и он велел гадателю-физиогномисту определить их судьбу. Когда дошли до второго сына по имени Сюань-чэн, гадатель сказал: «Он будет знатным, получит пожалование». [Будущий] чэнсян Вэй спросил: «Если я стану чэнсяном, то мой титул унаследует старший сын. Как же [второй сын] его получит?» Позднее он действительно стал чэнсяном, но от болезни умер, а старший сын был обвинен в преступлении и не мог унаследовать титула. И тогда в права наследования должен был вступить Вэй Сюань-чэн. [Но] Сюань-чэн притворился сумасшедшим и ни в какую не принимал титула, и в конечном счете он [171] получил титул «Отказавшийся от государственной [должности]». Через какое-то время он совершил непочтительный поступок, въехав на лошади в храм предков. По указу его понизили на ранг, и он стал гуанънэй-хоу. Лишив [его] титула лехоу, ему оставили в кормление прежние селения. Когда умер чэнсян Вэй, на этом посту его сменил другой Вэй[597].

Чэнсян Вэй был уроженцем Цзииня. Начав с [должности] вэньли, он дошел до [поста] чэнсяна. Он любил военное дело и приказал всем чиновникам носить мечи. Докладывая о делах, они должны были иметь при себе мечи. Когда же у чиновника не было с собой меча, а надо было идти с докладом, он заимствовал его у других и только тогда решался войти. В это время правителем столичного округа был Чжао [Гуан-хань]. Чэнсян подал доклад государю о том, что этот правитель округа должен быть смещен по обвинению в преступлении. Чжао послал людей воздействовать на чэнсяна Вэя, чтобы тот снял с него обвинение, но [Вэй] не стал их слушать. [Тогда] Чжао, самочинно возбудив дело о расследовании, вновь отправил людей к чэнсяну Вэю припугнуть тем, что якобы его жена преступно убила служившую ей рабыню. Были посланы чиновники и солдаты на подворье чэнсяна, которые хватали там рабов — мужчин и женщин, избивали их палками, выясняя происшедшее. Оказалось, что на самом деле рабыня не была убита. Тогда сычжи[598] По сообщил трону, что столичный правитель Чжао, устрашая чэнсяна, ложно обвинил его жену в преступном убийстве рабыни, послал чиновников и солдат окружить и досмотреть подворье чэнсяна, то есть попрал все возможные законы. К тому же рассмотрели дело о незаконном увольнении командира конников. [Тогда] столичного правителя Чжао казнили, отрубив ему голову[599].

В это же время послали помощника Чэнь Пина и других изобличить чжуншаншу. По подозрению в хищениях и грабеже [его] судили и сочли виновным в тяжелейших преступлениях. Начиная от чжанши и ниже, всех приговорили к смерти, а некоторых заточили в цаньши[600]. Чэнсян Вэй, оставаясь до конца в своей должности, умер от болезни. Ему наследовал сын. Через какое-то время он был обвинен в том, что проявил непочтение к храму предков, въехав туда на лошади, и по указу императора у него был отнят один ранг знатности. Ему дали титул гуанънэй-хоу, лишив титула лехоу, [но] оставили пожалованные ему в кормление земли. Когда чэнсян Вэй умер, его место занял юйшидафу Бин Цзи[601]. [172]

Чэнсян Бин Цзи был лусцем. Благодаря чтению книг и любви к законам он достиг должности юйшидафу. Во время правления Сяо Сюань-ди, имея давние отношения с императором, [Цзи] был пожалован титулом лехоу, а затем стал чэнсяном Он хорошо разбирался в делах, обладал истинной мудростью, стал известен последующим поколениям [Бин Цзи] умер от болезни в должности чэнсяна, ему наследовал его сын [Бин] Сянь. Позднее [он] был осужден за непочтительное поведение, так как въехал верхом на территорию храма предков. По указу императора его снизили на один ранг, лишив титула лехоу, по оставили пожалованные ему в кормление земли. В качестве чиновника Сянь дослужился до [должности] тайпу, но был обвинен в должностных злоупотреблениях и растратах, а вместе с сыном — в разврате и взяточничестве и был переведен в простолюдины.

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники письменности Востока

Самгук саги Т.1. Летописи Силла
Самгук саги Т.1. Летописи Силла

Настоящий том содержит первую часть научного комментированного перевода на русский язык самого раннего из сохранившихся корейских памятников — летописного свода «Исторические записи трех государств» («Самкук саги» / «Самгук саги», 1145 г.), созданного основоположником корейской историографии Ким Бусиком. Памятник охватывает почти тысячелетний период истории Кореи (с I в. до н.э. до IX в.). В первом томе русского издания опубликованы «Летописи Силла» (12 книг), «Послание Ким Бусика вану при подношении Исторических записей трех государств», статья М. Н. Пака «Летописи Силла и вопросы социально-экономической истории Кореи», комментарии, приложения и факсимиле текста на ханмуне, ныне хранящегося в Рукописном отделе Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН (М, 1959). Второй том, в который включены «Летописи Когурё», «Летописи Пэкче» и «Хронологические таблицы», был издан в 1995 г. Готовится к печати завершающий том («Описания» и «Биографии»).Публикацией этого тома в 1959 г. открылась научная серия «Памятники литературы народов Востока», впоследствии известная в востоковедческом мире как «Памятники письменности Востока».(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче

Предлагаемая читателю работа является продолжением публикации самого раннего из сохранившихся памятников корейской историографии — Самгук саги (Самкук саги, «Исторические записи трех государств»), составленного и изданного в 1145 г. придворным историографом государства Коре Ким Бусиком. После выхода в свет в 1959 г. первого тома русского издания этого памятника в серии «Памятники литературы народов Востока» прошло уже тридцать лет — период, который был отмечен значительным ростом научных исследований советских ученых в области корееведения вообще и истории Кореи раннего периода в особенности. Появились не только такие обобщающие труды, как двухтомная коллективная «История Кореи», но и специальные монографии и исследования, посвященные важным проблемам ранней истории Кореи — вопросам этногенеза и этнической истории корейского народа (Р.Ш. Джарылгасиновой и Ю.В. Ионовой), роли археологических источников для понимания древнейшей и древней истории Кореи (академика А.П. Окладникова, Ю.М. Бутина, М.В. Воробьева и др.), проблемам мифологии и духовной культуры ранней Кореи (Л.Р. Концевича, М.И. Никитиной и А.Ф. Троцевич), а также истории искусства (О.Н. Глухаревой) и т.д. Хотелось бы думать, что начало публикации на русском языке основного письменного источника по ранней истории Кореи — Самгук саги Ким Бусика — в какой-то степени способствовало возникновению интереса и внимания к проблемам истории Кореи этого периода.(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература

Похожие книги

Шахнаме. Том 1
Шахнаме. Том 1

Поэма Фирдоуси «Шахнаме» — героическая эпопея иранских народов, классическое произведение и национальная гордость литератур: персидской — современного Ирана и таджикской —  Таджикистана, а также значительной части ираноязычных народов современного Афганистана. Глубоко национальная по содержанию и форме, поэма Фирдоуси была символом единства иранских народов в тяжелые века феодальной раздробленности и иноземного гнета, знаменем борьбы за независимость, за национальные язык и культуру, за освобождение народов от тирании. Гуманизм и народность поэмы Фирдоуси, своеобразно сочетающиеся с естественными для памятников раннего средневековья феодально-аристократическими тенденциями, ее высокие художественные достоинства сделали ее одним из наиболее значительных и широко известных классических произведений мировой литературы.

Абулькасим Фирдоуси , Цецилия Бенциановна Бану

Древневосточная литература / Древние книги
Эрос за китайской стеной
Эрос за китайской стеной

«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве. Чрезвычайно рационалистичные представления древних китайцев о половых отношениях вытекают из религиозно-философского понимания мира как арены борьбы женской (инь) и мужской (ян) силы и ориентированы в конечном счете не на наслаждение, а на достижение здоровья и долголетия с помощью весьма изощренных сексуальных приемов.

Дмитрий Николаевич Воскресенский , Ланьлинский насмешник , Мэнчу Лин , Пу Сунлин , Фэн Мэнлун

Семейные отношения, секс / Древневосточная литература / Романы / Образовательная литература / Эро литература / Древние книги
Непрошеная повесть
Непрошеная повесть

У этой книги удивительная судьба. Созданная в самом начале XIV столетия придворной дамой по имени Нидзё, она пролежала в забвении без малого семь веков и только в 1940 году была случайно обнаружена в недрах дворцового книгохранилища среди старинных рукописей, не имеющих отношения к изящной словесности. Это был список, изготовленный неизвестным переписчиком XVII столетия с утраченного оригинала. ...Несмотя на все испытания, Нидзё все же не пала духом. Со страниц ее повести возникает образ женщины, наделенной природным умом, разнообразными дарованиями, тонкой душой. Конечно, она была порождением своей среды, разделяла все ее предрассудки, превыше всего ценила благородное происхождение, изысканные манеры, именовала самураев «восточными дикарями», с негодованием отмечала их невежество и жестокость. Но вместе с тем — какая удивительная энергия, какое настойчивое, целеустремленное желание вырваться из порочного круга дворцовой жизни! Требовалось немало мужества, чтобы в конце концов это желание осуществилось. Такой и остается она в памяти — нищая монахиня с непокорной душой...

Нидзе , Нидзё

Древневосточная литература / Древние книги