Исторические здания Петербурга. Прошлое и современность. Адреса и обитатели

Об этих встречах позднее вспоминал и Корней Иванович Чуковский: «Читал он (А. А. Блок. – А. Г.) ее (стихотворение „Незнакомка“. – А. Г.) на крыше знаменитой башни Вячеслава Иванова, поэта-символиста, у которого каждую среду собирался для всенощного бдения весь артистический Петербург. Из башни был выход на пологую крышу, и в белую петербургскую ночь мы, художники, поэты, артисты, опьяненные стихами и вином – а стихами опьянялись тогда, как вином, – вышли под белесое небо, и Блок, медлительный, внешне спокойный, молодой, загорелый (он всегда загорал уже ранней весной), взобрался на большую железную раму, соединявшую провода телефонов, и по нашей неотступной мольбе уже в третий, в четвертый раз прочитал эту бессмертную балладу своим сдержанным, глухим, монотонным, безвольным, трагическим голосом. И мы, впитывая в себя ее гениальную звукопись, уже заранее страдали, что сейчас ее очарование кончится, а нам хотелось, чтобы оно длилось часами, и вдруг, едва только произнес он последнее слово, из Таврического сада, который был тут же, внизу, какой-то воздушной волной донеслось до нас многоголосое соловьиное пение».[87]

В Башне Иванова. В центре – В. И. Иванов, справа – М. А. Кузмин

Как водится, ночные посиделки в башне не могли не остаться незамеченными петербургской полицией, живо интересовавшейся (а традиция сохранилась) спорами литераторов, философов и художников. Инцидент, произошедший в один из осенних вечеров 1906 г., описал в деталях М. В. Добужинский: «…когда в „башне“ было одно из самых многолюдных собраний и был в самом разгаре „чай“, внезапно раскрылись двери передней (как раз против самовара), и театральнейшим образом, как настоящий „deus ex machina“,[88] появился полицейский офицер с целым отрядом городовых. Всем велено было остаться на своих местах, и немедленно у всех дверей поставлены были часовые. Забавно, что никакого переполоха не произошло, и чаепитие продолжалось как ни в чем не бывало. Однако по очереди все должны были удаляться в одну из комнат, где после краткого допроса, к всеобщему уже возмущению, началась чрезвычайно оскорбительная операция личного досмотра. Сначала допрашиваемые старались шутить и дерзить, но когда руки городовых стали шарить в карманах, сделалось уже не до шуток. Процедура эта тянулась до самого утра, и обысканные с негодованием обсуждали, как же реагировать. Среди „пострадавших“ присутствовала мать Максимилиана Волошина,[89] только что приехавшая из Парижа, дама почтенного возраста, молчаливая и безобидная, но внешности весьма для полиции оскорбительной: стриженая, что было по тем временам еще очень либеральным, и, пуще того, ходившая, что, впрочем, и нас, и весь Петербург удивляло, в широких и коротких шароварах, какие когда-то носили велосипедистки. Она-то и стала искупительной жертвой за всех нас. Полицейский офицер решил, что она и есть самый главный и опасный „мистический анархист“, и забрал ее, совершенно растерявшуюся и расплакавшуюся в градоначальстве. <…> Всех же остальных на заре, по окончании обыска, отпустили с миром. Отобранные документы мы все получили обратно из градоначальства, и никаких последствий ни для кого это глупое происшествие не имело».[90]

Л. Д. Зиновьева-Аннибал и В. И. Иванов

Лидия Дмитриевна происходила из дворянской семьи Зиновьевых – Веймарн. Ее брат, Александр Дмитриевич, в 1903–1911 гг. занимал пост санкт-петербургского губернатора. В отличие от брата, Л. Д. Зиновьева-Аннибал интересовалась марксизмом и даже устраивала тайные встречи народников на своей квартире. С В. И. Ивановым она познакомилась в Риме в 1893 г., уже будучи замужем и с тремя детьми, причем муж Лидии Дмитриевны категорически отказался разводиться, и бракоразводный процесс затянулся на несколько лет. В браке с Ивановым родилась дочь Лидия.

Свое первое литературное произведение Лидия Дмитриевна опубликовала в возрасте 23 лет, а кроме прозы писала пьесы и стихи. В начале XX в. Зиновьева-Аннибал пробует себя в качестве критика, исследует творчество Ф. Сологуба, Андре Жида и Генри Джеймса.

В 1905 и следующем 1906 г. «Ивановские среды» проходили достаточно регулярно, но все это прекратилось в декабре 1906 г. – Л. Д. Зиновьева-Аннибал заболела скарлатиной. Это обстоятельство мешало проведению встреч, а с кончиной супруги В. И. Иванова в 1907 г. от осложнения после болезни встречи в башне прекратились на целый год. С 1908 г. «Ивановские среды» стали менее регулярны, а после отъезда В. И. Иванова в 1912 г. из России и вовсе перестали существовать. Через год поэт вернулся в Россию, но поселился уже в Москве, в доме на Зубовском бульваре.

М. В. Сабашникова и М. А. Волошин