Вот какую нравственную силу представляли из себя в то время братства! И неудивительно, что к таким полезным для защиты православия корпорациям примыкал не только простой народ, но и вельможные люди, истинные вожди литовско-русского народа, о чем свидетельствуют дошедшие до нас братские списки: там записаны и светлейшие князья, и простой народ. Православные вельможи помогали братствам деньгами, пожертвованием земель и угодий и своим влиянием на сеймах; на их средства братства созидали монастыри и храмы, содержали школы. В имениях православных панов, под их покровительством и защитой, православные миряне свободно исповедовали свою веру, а православные пастыри беспрепятственно продолжали священствовать, несмотря на запрещение униатских епископов. Но при всех благоприятных условиях для деятельности братств на пользу православия, они не в состоянии были привлечь на свою сторону большинство православных аристократов. Такая кипучая и полезная для Церкви деятельность братств не только не вызвала сочувствия лучших православных аристократов, но, к стыду последних, большинство из них, проникнутых сословными предубеждениями и стремлениями польской аристократии, оттолкнула от братств. Многим из них показалось обидным и опасным, что люди незнатные — сапожники, шапочники, перчаточники— вырвали из их рук заботу о вере, действуют так успешно и так сильно привлекают к себе любовь народа. Этому нерасположению к братствам в большей степени содействовали и иезуиты, внедряя в среде православных аристократов ту мысль, что братства разрушают их общее дело — объединение литовско-русского народа с польским, к которому так усердно стремилась в то время и русская аристократия. Вот одна из многих причин, почему большинство знатных патронов мы видим не в кругу братств, а запрятавшимися в свои дворцы, где они были приятно развлекаемы посещением льстивых иезуитов, из рук которых большей частью выходили не патронами Западно-Русской Церкви, а ее врагами — униатами, а то и латинянами. Конечно, братства в этом неповинны, но все это послужило едва ли не главной причиной, ослабившей так успешно начавшуюся деятельность братств. Не встречая себе опоры в западно-русских патронах, а в иных случаях встречая и противодействия со стороны последних, братства оказались бессильными довести до конца принятую на себя миссию защиты интересов православия.
На пути деятельности братств лежало еще и другое препятствие, по-видимому незначительное, но в результате принесшее горькие плоды. Как известно, уния была введена высшей иерархией, и у православных осталось только два епископа, вследствие чего в братствах насколько выдвигалось участие мирян в Церкви, настолько слабело участие и значение духовенства, что это давало себя чувствовать и умаляло значение братств. Братства могли рассылать пламенные воззвания, издавать прекраснейшие книги, но нелегко им было посылать, куда было нужно, священников, а без этого все труды братств для общего блага на деле оказывались ничтожными. Православные внимали голосу братств и готовы были положить свою душу за веру, но они лишены были Церкви, лишены были священников и, стало быть, возможности выполнить религиозные нужды свои и своей семьи. Правда, братства старались покрыть эту недостачу духовенства, образовывали прекраснейших клириков, рассылали их по приходам, но все же они не в состоянии были посылать их в потребном количестве, в силу чего православные вынуждены были обращаться за делом к униатскому священнику, часто бывшему их духовнику, и, таким образом, теряли всякую связь с православием. Коротко сказать, в братствах год от году слабел элемент церковный, духовный. Пока живы были епископы Гедеон Балабан и Михаил Копыстенский, оставшиеся верными православию, они неутомимо защищали его от нападок унии и латинства. Гедеон заменял для Западно-Русской Церкви и православного митрополита и оказал ей незабвенные услуги. Он мужественно боролся с двумя униатскими митрополитами — Рагозой и Поцеем — за свою паству и ни в чем не уступал им; не обращал он внимания и на угрозы короля, считая их незаконными. Свои архипастырские заботы Гедеон безбоязненно простирал и за пределы своей епархии, рассылая по приходам, не признающим власти униатских епископов, священное миро, антиминсы, книги; поставлял для них священников. Так же мужественно охранял свою паству от расхищения и Перемышльский владыка Михаил. Когда после его смерти на Перемышльскую кафедру был поставлен униат Крупецкий, то, по словам последнего, он «не нашел там еще ни одного униата».