Истории для кино

Назаренко – фигура драматическая, но в то же время и комическая. Маленький человек, желающий показать свою большую – пусть и сиюминутную – власть. Он сам из солдат, дослужился на сверхсрочной только до фельдфебеля. То есть он еще не «ваше благородие», а только «господин подпрапорщик». От его служебного рвения зависит число обученных наскоро солдат, а чем больше он их обучит, тем дольше просидит в тылу, вместо того чтобы месить грязь в окопах. Вот Назаренко и несет службу свою рьяно: его матерщины хватило бы не только на роту, а и на целую дивизию, а кулаки его только и ищут, кому бы вмазать.

После марш-броска подпрапорщик в казарме обучает притихших новобранцев:

– Солдат – есть слуга царя и отечества, защитник от врагов унешних и унутренних!

Рослый солдат-молдаванин засыпает и валится кулем на щуплого солдатика. Оба падают на пол. Солдаты хихикают. У подпрапорщика яростно раздуваются ноздри.

– Унгуряну! Котов! А ну на плац, мать вашу!

На плацу молдаванин и щуплый, вытянувшись во фрунт, уже в сотый раз тупо повторяют за подпрапорщиком:

– Солдат – есть слуга царя и отечества… Защитник от врагов унешних и унутренних… Есть слуга царя и отечества… Защитник от врагов унешних и унутренних… Царя и отчества… Врагов унешних и унутренних…

– Смир-рна! – орет подпрапорщик. – Бего-ом ма-арш!

Молдаванин и щуплый воспринимают эту команду не как наказание, а как облегчение – лишь бы не твердить навязшую в зубах словесную жвачку, – и дружно бегут по кругу.

На плацу появляется Оксана – крутобедрая, румяная жена подпрапорщика Назаренко. Певуче растягивая слова, она сообщает мужу:

– У меня-я кулеш поспе-ел. Кушать будете?

Подпрапорщик вместо благодарности орет:

– А ну марш с военного плацу!

Оксана, качнув крутым бедром, поворачивается и уходит.

Эту картинку наблюдают Лёдя с капитаном Барушьянцем, стоя у открытого окна его кабинета. Барушьянц сразу приметил и выделил Лёдю из серой рабоче-крестьянской массы солдат. Капитан страшно тоскует здесь, в тылу, от бессмысленной службы, сводящейся к тупой муштре. И у него есть лишь два развлечения: баловство кокаином и светские беседы с Лёдей.

– О времена, о нравы! – вздыхает Барушьянц.

– Так точно, господин капитан! – вытягивается Лёдя.

Барушьянц морщится:

– Да что вы так… Присаживайтесь… – Он указывает на стул перед своим столом.

Лёдя послушно садится. Барушьянц усаживается напротив.

– Господин Вайсбейн, вы – интеллигентный человек…

Лёдя не подтверждает, но и не опровергает это утверждение.

– Так скучно… Невыносимо скучно… Скажите, вам здесь не скучно?

– Нам скучать не приходится, – играет простака Лёдя. – Только и глядим: где еды урвать да как под розги не попасть.

– Ну да, ну да… Вокруг свинство, унижение… Я просился на передовую – нет, заперли в этой дыре!

– Отчего так?

Барушьянц усмехается, достает из стола изящную коробочку, открывает ее. Внутри – белый порошок и миниатюрная ложечка.

– Желаете? – предлагает капитан.

– Не, – усмехается Лёдя, – у меня своей дури в голове полно!

– А мне, видимо, своей не хватает…

Барушьянц берет порошок ложечкой, вдыхает его одной ноздрей, затем – другой. Зрачки его блаженно расширяются.

– Вы читали «Короля Лира»?

– Дурак он был, этот Лир! – гнет линию простачка Лёдя.

– Любопытно. Ну-ка, ну-ка, поделитесь…

– Ему важно было, что о нем скажут, а не что о нем думают.

– Хотите сказать, что вы не такой?

– Такой. А разве кто сказал, что я сильно умный?

Капитан смеется и грозит хитровану Лёде пальцем.

Сегодня Лёдя дежурный по кухне. Это значит, что он тащит бачок с борщом из кухни в казарму, что-то напевая на ходу. За ним наблюдает подпрапорщик Назаренко.

– Рядовой Вайсбейн! Ко мне!

Лёдя ставит бачок, бежит к подпрапорщику, отдает честь:

– Рядовой Вайсбен прибыл!

– Ты, говорят, до армии был артистом?

– Так точно, господин подпрапорщик!

– С завтрашнего дня освобождаешься от строевой службы.

Лёдя удивленно таращит глаза. А Назаренко поясняет:

– Для поднятия боевого духа у нашей воинской части треба создать тиятр. С патриотическим наклоном.

Подпрапорщик, наставительно подняв палец и сделав важное лицо, выдает эту идею за собственную. Но, конечно же, эта мысль не могла сама прийти в его квадратную голову. Нет, ее туда в приказном порядке внедрили армейские, как сказали бы сегодня, политработники. Так было и так будет во все времена: когда родине грозил враг, даже самые тупые идеологические умы вспоминали об искусстве, справедливо полагая, что врага легче разбить, если его предварительно высмеять. А уж нижние чины воспринимали это указание как руководство к действию. Вот и подпрапорщик Назаренко сообщает Лёде:

– Назначаю тебя ответственным за тиятр!

– Есть ответственным за театр! – радостно рапортует Лёдя.

– Рано радуешься. Ежли выйдет хреново – начальство снимет мне голову. Но до того, ей-богу, я сверну башку тебе. Ясно?

– Так точно, ясно, господин подпрапорщик! – не унимает своей радости Лёдя.

И тащит дальше с бачок с обедом в казарму. Голодные солдаты обступают бачок. Кто ложками черпает варево из бачка в миски, кто зачерпывает котелком и пьет через край.