– Из мрачного подвала легко отправиться в светлые эмпиреи с помощью этой штуки…
– А другого способа нет?
– Есть, – усмехается капитан. – Просто уйти отсюда со мной к чертовой матери!
Лёдя с готовностью спешит на выход, но капитан его придерживает:
– Нет, не столь стремительно, а проводя время в приятной беседе. Ну, скажем, о поэтике Гете…
Они выходят во двор. После темного подвала Лёдя щурится на солнечный свет и покорно начинает диспут:
– И что нам этот Вертер? Тоже мне страдалец!
Капитан с удовольствием подхватывает:
– А вы не разделяете его страдания?
– Да что там разделять?
– Нет, но позвольте…
Они проходят мимо плаца, на котором подпрапорщик муштрует солдат. При виде мирно беседующих «интеллигентов» подпрапорщик Назаренко стискивает зубы и еще яростнее орет:
– Лечь! Вста-ать! Лечь! Вста-ать!
На смену павшим с обеих сторон спешно готовились новые и новые когорты. Маленькой песчинкой в этой огромной массе пушечного мяса была и воинская часть, где проходил подготовку Лёдя. Но время ухода на войну еще не настало – пока что настал лишь день премьеры армейского театра.
Солдаты-актеры выступают перед солдатами-зрителями. В представлении, кроме Лёди, участвуют, как умеют, и молдаванин, и рыжий детина, и щуплый солдатик – все в немецкой форме. Содержание интермедий, естественно, сугубо патриотическое.
РЫЖИЙ: Рядовой Поппер, как вы будете приветствовать лейтенанта?
ЛЁДЯ: Если немецкого – подниму одну руку, а если русского – подниму обе руки!
МОЛДАВАНИН: Ну что, герр офицер, инициатива на фронте по-прежнему в наших руках?
ЛЁДЯ: Нет, герр генерал, она уже в-наших ногах!
ЛЁДЯ: Герр офицер, в бою с русскими ни один из наших солдат не отступил!
ЩУПЛЫЙ: О, гут! Все перешли в наступление?
ЛЁДЯ: Нет, все сдались в плен!
Зрители встречают каждую репризу радостным гоготом. А Лёдя еще добивает их задорной частушкой:
Солдаты-зрители одобрительно гогочут и свистят. Солдаты-артисты раскланиваются чуть не до земли. Лёдя тоже кланяется, но более сдержанно, с достоинством – он ведь главный виновник этого праздника искусства. О чем принародно и сообщает всем капитан Барушьянц, благодарственно пожимая руку режиссеру представления.
Усталой походкой победителя Лёдя бредет в казарму. А там к нему подбегает дневальный:
– Вайсбейн, с вахты кличут: до тебя гости!
За воротами части стоит Лена. Лёдя бросается к ней, подхватывает на руки, кружит.
– Пусти! Ну, пусти! – смеется и отбивается она. – Хватит, я приехала по важному делу!
Лёдя бережно опускает Лену наземь:
– По какому – важному? Ты меня разлюбила?
Лена только вздыхает от такого нелепого предположения и сообщает:
– Я согласна.
Лёдя напряженно соображает:
– Согласна… это хорошо… а на что ты согласна?
Лена опять вздыхает от его бестолковости и говорит прямо:
– Я согласна выйти за тебя замуж.
Но, видимо, сегодня все-таки не Лёдин день, потому что он тупо молчит. Лена волнуется:
– Ты что, передумал?
– Нет! – кричит Лёдя. – Я не передумал, я тоже согласен! Но зачем я тебе такой… Солдат, без гроша в кармане… Я тебя люблю, но, может, сейчас не время…
– Самое время!
Лена с улыбкой распахивает пальто. Под платьем обнаруживается заметно округлившийся живот. Лёдя замирает, потом осторожно прикладывает дрожащую ладонь к ее животу. Лена накрывает его руку своей.
Ну, какая после этого служба?! Жениться надо… А как? Эту проблему обсуждают всей казармой. Щуплый солдатик полагает, что надо попросить увольнительную по семейным обстоятельствам. Но Лёдя понимает, что проси, не проси – пустое дело: увольнительной после подчистки документов ему не видать.
Решительный молдаванин Унгуряну предлагает просто-напросто дезертировать из армии. Но Лёде это не кажется, мягко говоря, лучшим выходом из положения.
Рыжий говорит, что в конце концов у подпрапорщика Назаренко тоже есть жена, и надо просто взять бутылку самогона и потолковать с ним как с человеком. Но Лёдя сомневается, что подпрапорщика можно отнести к этому разряду млекопитающих.
А впрочем, задумывается он, подпрапорщик… его жена… в этом что-то есть!