А он продолжает все более страстно: «Я сам хотел добра людям и сделал бы сотни, тысячи добрых дел вместо одной этой глупости, даже не глупости, а просто неловкости… Я хотел только поставить себя в независимое положение, первый шаг сделать, достичь средств, и там бы все загладилось неизмеримою, сравнительно, пользой… Но я, я и первого шага не выдержал… И все-таки вашим взглядом не стану смотреть: если бы мне удалось, то меня бы увенчали, а теперь в капкан!»
Зрители аплодируют от всего сердца.
Лёдя влетает за кулисы, гример бросается к нему с пуховкой, костюмер помогает переодеться в костюм царя Менелая, Лена поит его чаем из стакана…
И вот уже Лёдя-Менелай поет арию из оперетты «Прекрасная Елена».
Из зрительного зала, прикрыв лицо вуалькой шляпы, за Лёдей наблюдает Невяровская – и восхищенно, и слегка ревниво.
Дамы бросают на сцену цветы.
За кулисами Лёдя, прыгая на одной ноге, а другой пытаясь попасть в полосатые брюки, одновременно надевает одесское канотье и откусывает от бутерброда, который сует ему в рот Лена.
Лёдя – в полосатом костюмчике, канотье и с тросточкой – исполняет одесские куплеты.
А потом играет известную эстрадную интермедию, которая почему-то называется «Американская дуэль», хотя никакой Америки, да и самой дуэли, по сути, тут нет. Просто двое тянут жребий из цилиндра, и тот, кто вытянет бумажку с крестиком, обязан застрелиться. Крестик достается Лёде, он ломает в ужасе руки, приставляет револьвер к виску, убегает за кулисы, там раздается звук выстрела, после чего Лёдя возвращается и радостно сообщает: «Вот повезло так повезло – промахнулся!»
Вместе со всеми зрителями заливисто смеется и Дита в первом ряду.
А Лёдя за кулисами сбрасывает одесский костюмчик и влезает в подставленный костюмершей фрак. Лена повязывает ему галстук-бабочку.
Лёдя во фраке поет романс Глинки: «Не искушай меня без нужды возвратом нежности твоей, разочарованному чужды все обольщенья прежних дней…»
У дам в зале увлажняются глаза.
За кулисами взволнованная Лена шевелит губами, беззвучно подпевая Лёде.
Сменив фрак на балетное трико, Лёдя танцует с партнершей в балетной пачке классический вальс Штрауса «Сказки Венского леса». В какой-то момент он оставляет партнершу, которая продолжает одиноко кружиться, берет скрипку, играет на ней тему вальса, а затем возвращается к партнерше, завершая танец.
Лёдя выбегает со сцены за кулисы, подхватывает Лену и кружит ее, как только что кружил балерину. Но гример с костюмером торопят его опять сменить грим и переодеться – на сей раз в клоунский костюм.
Как в цирковой юности, он сначала по-клоунски дурачится, а затем работает номер воздушной гимнастики: крутится на трапеции, делает сальто в воздухе, взлетает к потолку… А зрители – и строгие интеллектуалы, и экзальтированные дамы – замирают и ахают, как когда-то простая публика в цирке Бороданова.
Так завершается представление, в финале которого бурно аплодируют все – и зрители в зале, и работники театра за кулисами, и Лена, и Дита, и Невяровская.
Счастливый триумфатор Лёдя раскланивается и посылает в зал воздушные поцелуи.
А часы над сценой показывают ровно полночь, возвещая, что закончились шесть часов невиданного творческого марафона под названием «От трагедии до трапеции».
Дома Лёдя – весь в примочках – стонет на кровати. Дита, высунув от усердия кончик языка, меняет отцу компрессы на ногах. Лена за столом перебирает гору газетных рецензий.
– Замечательно – ни одной ругательной строчки! А какие эпитеты… «Утесов доказал, что он – большой артист широчайшего диапазона»! А вот и этот остроумец Соколовский: «Многие думали, что представление Утесова станет бенефисом шарлатанства, но столкнулись с высочайшим профессионализмом и преданностью искусству»… Все, спекся твой остроумец!
Лёдя стонет слабым голосом:
– О-о, жаль, что такое возможно только раз в жизни.
– Почему, папочка? Это было так здорово!
– Спасибо, Диточка, но если я дам еще одно такое представление, на моей могилке напишут: «Здесь лежит обжора, объевшийся искусством».
– Не надо, папочка! – пугается Дита. – Я не хочу твоей могилки!
Растроганный Лёдя обнимает дочь, а Лена улыбается:
– Никакая могилка твоему папе не грозит. У меня есть для него отличное лекарство!
Она подает мужу книгу, Лёдя читает на обложке:
– «Аристократка», Михаил Зощенко… Кто такой?
– Почитай – узнаешь. Мне рекомендовала Ира Шацкая – она ведь известная книголюбка. Так я вчера полночи не спала – читала и хихикала!
Лёдя не упускает случая обидеться:
– Это вместо того чтобы полночи не спать, переживая, как пройдет мой бенефис?
– Но ты-то сам спал, как сурок. Короче, почитай, а мы с Дитой примочки приготовим…
Мать и дочь уходят. Лёдя без особого интереса открывает книгу на первой попавшейся странице, начинает читать. И тут же на его лице ленивое выражение сменяется интересом, потом улыбкой, а затем он вовсе громко смеется и кричит:
– Лена! Дита!
Родственники вбегают в комнату.
– Что случилось? – волнуется Лена.