Читаем Истории драматургии театра кукол полностью

Главной темой пьесы стало удивление, радость познания нового. Эта радость пульсирует во всей пьесе, наполняя ее светлым и легким дыханием жизни. Чем только не заняты герои пьесы! Они пытаются «поставить на ноги» Удава, измеряют его в «слонах» и в «мартышках», учат летать Попугая, думают о том, сколько это – «много» и сколько – «мало»… Автор заставляет не только сопереживать, но и соучаствовать, содействовать, заново, радостно и с удивлением открывать мир.

Одновременно с Корсунским, Успенским и Остером в конце 70–80-х гг. в драматургию театра кукол пришел и киносценарист, писатель Александр Ефимович Курляндский (род. 1938). Он родился в Москве, окончил Московский инженерно-строительный институт (1960), работал прорабом (1960–1962). Еще студентом А. Курляндский начал писать для театра «Наш дом» МГУ, сотрудничал на радио, телевидении, писал эстрадные скетчи. Его тексты (иногда совместно с А. И. Хайтом) входили в репертуар известных исполнителей: Л. Утесова, П. Рудакова и В. Нечаева и др.

Вместе с Хайтом Курляндский стал автором сценариев анимационного киносериала «Ну, погоди!» (с 1968), написал около 50 сценариев анимационных фильмов, в том числе сценариев, отмеченных премиями на многих международных фестивалях: «В зоопарке ремонт», «Спасибо, аист!» (Болгария, Италия), «Возвращение блудного попугая» (премия «Ника»). А. Курляндский написал всего несколько пьес для театра кукол («Ну, Волк, погоди!», в соавторстве с А. Хайтом; «Моя бабушка – ведьма»), но они сразу же стали востребованными.

Автора эстрадных скетчей, коротких анимационных фильмов в театре кукол привлекали, в первую очередь, открытость к эксцентрике, буффонаде, насыщенность действия трюками и репризами. Объясняя, почему он обратился к этому виду искусства, киносценарист отмечал, что «кукольный спектакль близок к мультфильму. Здесь та же условность характера, тот же прием иносказания, та же предельная трюковая насыщенность сюжета. Здесь […] я многому научился как драматург. Помню, сколько нового, неожиданного открылось мне после того, как я побывал на репетициях спектакля, за кулисами во время представления. Куклы и декорации, такие цельные из зрительного зала, из-за кулис будто распались на составные части и элементы. Здесь я узнал азбуку театра кукол» [372] .

Размышляя над тем, что же такое драматургия театра кукол, в чем специфика кукольных пьес, авторы сходились во мнении, что главным является идентификация себя с ребенком, который будет зрителем, а иногда и участником спектакля. Если вкратце изложить кредо этих авторов, то оно будет звучать приблизительно так: «Дети – это не только возраст. Это и точка зрения».

Поэт, писатель-сатирик Ф. Кривин отмечал, что психология восприятия детей отлична от взрослых, как психология инопланетян, «пришельцев»: «Чем-то похожи. Но совсем другие. Другие размеры, пропорции. Иначе видят, слышат, чувствуют, мыслят. И техника у них своя: сядут на палочку – и полетят куда угодно. И искусство свое, и литература. И фольклор свой, древнейший. И традиции. Даже архитектура…» [373]

И все же драматургия театра кукол не делится на «детскую» и «взрослую», это единое литературно-сценическое явление, нуждающееся в метафоричности, особо лаконичной сюжетной формуле и многосоставной системе персонажей. Драматургия театра кукол, подобно театральной драматургии в целом, легко укладывается в формулировку «изображение конфликтов в виде диалогов действующих лиц и ремарок автора». Однако, если учесть, что «действующими лицами» здесь являются куклы, естественно, что во многом здесь специфичны и изображение конфликта, и сам конфликт, и взаимоотношения действующих лиц, характеров, и сами авторские ремарки. Конфликт драматургии театра кукол более динамичен, ему присущ особый лаконизм. Действия персонажей-кукол во многом более условны, быстротечны. Их выразительные средства имеют несколько иную природу, а следовательно – и иные сценические возможности.

Многособытийность в кукольной пьесе, особая сжатость ее сценического времени влекут за собой и изменение темпо-ритма, который, по сравнению с пьесами для драматических театров, значительно уплотнен. Это не только не мешает восприятию, но напротив – является нормой для драматургии с иным хронотопом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука