Наши родители расстроились. Поначалу они были так рады, что вся семья хотя бы ненадолго соберется вновь. И вдруг такое! Они не понимали, почему Джамшед перестал нравиться Перси, и я уверен, что в глубине души они подозревали, что сын завидует своему другу, потому что тот так преуспел в Америке. Но кто я был такой, чтобы объяснять им? Да и смогли бы они меня понять, если бы я попытался? Они искренне считали, что Джамшед – толковый молодой парень, а Перси – идеалист, позабывший, что благотворительность начинается дома.
Мой приезд складывался совсем не так, как я рассчитывал. К нам собирался приехать не Перси, а Джамшед, родители расстраивались из-за Перси, я расстраивался из-за родителей, и через неделю мне предстояло улетать из Бомбея в печали и растрепанных чувствах. Я это уже чувствовал.
Без всякого плана я вышел из дома и сел в первый подошедший автобус. Он привез меня к фонтану «Флора». В офисах заканчивался рабочий день. Грязные желто-серые здания скоро выплеснут из своих недр машинисток, клерков и мальчиков на побегушках в кипучий поток, катящийся к автобусным остановкам и железнодорожным станциям.
Уличные лоточники начали торговлю. Этот час – самое загруженное для них время. Прилавки с предлагаемыми товарами расположились в ряд по краю тротуара. Здесь горы полотенец и салфеток от ядовито-розового до павлинье-зеленого цвета, там звон и сияние кастрюль и сковородок, еще дальше лоток с закусками – жареная
Тротуар по другую сторону дороги занимали лоточники-контрабандисты с иностранными товарами. Но эти меня не интересовали, я стоял там, где остановился. Какой-то человек продавал разные игрушки. Он демонстрировал их поочередно, выкрикивая:
– Игрушки для всех, игрушки для деток! Игрушки папам, игрушки мамам!
Другой с дьявольской энергией швырял об землю стеклянные шары и вопил:
– Не-бью-щи-е-ся! Не-бью-щи-е-ся!
Пока я слушал эти напевы лоточников, сгустились сумерки. На некоторых прилавках зажглись керосиновые лампы, прерывистой линией обозначив торговые ряды по обе стороны улицы.
Я спокойно стоял и смотрел. Разочарование, охватившее меня по приезде, начало стихать. В тот момент, когда после захода солнца зажглись фонари, мне стало тепло и хорошо, и я почувствовал себя частью толпы, которая сейчас плыла прочь от фонтана «Флора». И я пошел вместе с ней.
Неожиданно чья-то рука на моем плече заставила меня обернуться. Это был Джамшед.
– Спорим, ты не ожидал увидеть меня в Бомбее.
– На самом деле ожидал. Перси написал, что ты собираешься приехать.
Но я тут же пожалел, что на свой страх и риск выдал ему эти сведения.
Впрочем, оказалось, что не было нужды беспокоиться из-за возможных неловких вопросов про Перси. Джамшеду, одетому с иголочки, не терпелось поделиться со мной другими мыслями.
– Так что ты здесь делаешь? За покупками собрался? – шутя, спросил он и презрительно махнул рукой в сторону лотков. – Гнусность какая, правда? Эти мерзавцы думают, что они хозяева улицы, – из-за них людям прохода нет. Полиции следовало бы прогнать их отсюда и разгромить их паршивые прилавки, честное слово!
Он остановился. И я подумал, что, наверное, мне надо ему что-то ответить. То, что понравилось бы Перси, если бы он услышал. Например, что эти люди всего лишь пытаются добыть себе хоть какое-то пропитание, выбрав среди смехотворного количества возможностей эту. По крайней мере, они не попрошайничают и не воруют. Но Джамшед не дал мне ничего сказать.
– Боже, какая трескотня! Здесь немыслимо просто тихо и спокойно пройтись. Поверь мне, я буду счастлив, когда пора будет лететь назад в Нью-Йорк.
Безнадежно. Опять повторялось все, о чем он писал мне год назад из Нью-Йорка. Тогда он на время нарушил покой, который я пытался обрести в своей новой жизни в Торонто, и я дал ему отпор ответным письмом. Но на сей раз я просто хотел как можно скорее от него избавиться. До того, как он развеет то душевное спокойствие, к которому я так стремился, и сделает его навеки недостижимым.
Вдруг я понял, почему Перси не хочет снова встречаться с Джамшедом, – он тоже чувствовал и боялся этого наводящего тоску присутствия.
Все уличные лотки вокруг нас погрузились в густой сумрак. Теперь каждый освещался мерцающим керосиновым фонарем. Что я мог сказать Джамшеду? Сколько сил понадобится, спрашивал я себя, чтобы зажечь фонарь в его душе.
Он ждал моей реакции. И я, чтобы не молчать, спросил, сколько он еще пробудет в Бомбее.
– Неделю. Целых семь дней, и они будут тянуться бесконечно. Но через пару дней я собираюсь заехать в Фирозша-Баг, скажи Перси.
Мы дошли до моей остановки. Какой-то нищий тронул его за рукав, и он машинально полез в карман за мелочью. Потом мы попрощались.
В автобусе я думал, как буду с ним объясняться, если через пару дней он спросит, почему я его не предупредил, что Перси не приедет.
Но так получилось, что ничего объяснять не пришлось.