На следующий день поздно вечером Перси неожиданно вернулся домой. Я бросился его встречать, но по выражению его лица стало ясно, что он возвратился не для того, чтобы сделать нам приятный сюрприз. Произошло что-то ужасное. Его лицо было пепельного цвета. Перси казался испуганным, потрясенным и с трудом пытался сохранять самообладание. Он попробовал улыбнуться, когда вяло пожал мне руку, но сил ответить на мои объятия у него уже не было.
– Что случилось? – спросила мама. – Ты плохо выглядишь.
Перси молча сел и начал снимать ботинки и носки. Потом поднял на нас глаза и сказал:
– Они убили Навджита.
Несколько минут мы все молчали. Перси сидел, держа в руках снятые носки, печальный, усталый и убитый.
Потом мама поднялась и сказала, что заварит чай. За чаем он рассказал о случившемся. Сначала медленно, неохотно, затем быстрее, захлебываясь, словно хотел как можно скорее покончить с этими воспоминаниями и разговорами.
– Кредиторы готовились снова устроить нам неприятности. Мы не думали, что они решатся на что-то такое же серьезное, как в прошлый раз. Пресса следила за нашей деятельностью, и о поджоге сообщалось во многих газетах. Вчера мы поехали к оптовику. Заказать семена на следующий год. А Навджит остался. Занимался бухгалтерией. Когда мы вернулись, он лежал без сознания. На полу. Лицо и голова в крови. Мы отнесли его в деревенский мобильный госпиталь – больницы там нет. Врач сказал, что у Навджита серьезное внутреннее повреждение – обширная травма головы. Через несколько часов он умер.
Мы снова замолчали. Может, когда позже мы окажемся с ним вместе в нашей старой комнате, Перси со мной поговорит. Но нет, он лежал в темноте на кровати, не спал и молча смотрел в потолок, следя глазами, как и я, за знакомыми трещинами, которые освещались проблесками уличных огней, пробивавшихся сквозь изношенные занавески. Ему нечего сказать? Но ведь должно же быть что-то, что я мог бы для него сделать!
Как ни странно, на следующий день это «что-то» сделал для Перси Джамшед.
Он пришел к нам вечером и преподнес маме коробку шоколадных конфет и сырные треугольнички. Она спросила, доволен ли он своим пребыванием в Бомбее. Как и следовало ожидать, Джамшед ответил:
– Ох, тетя Силлу, я, честное слово, так устал от этого места! Пыль, жара, толпы людей – с меня хватит.
И мама сочувственно закивала.
Вскоре наступил момент, которого боялся Перси. Мама попросила брата рассказать Джамшеду о событиях, которые так неожиданно привели его домой. Но Перси только покачал головой, и тогда она рассказала сама.
Когда она закончила, мы замялись. Что теперь будет? Но Джамшед не смог сдержаться. С видом человека, умудренного опытом, он глубоко вздохнул:
– Я с самого начала говорил тебе, что все это – пустая трата времени и что ничего у тебя не получится, помнишь? Каждый раз мы, встречаясь, это обсуждали, и ты смеялся над моим желанием уехать за границу. Но я до сих пор считаю, что для тебя самое лучшее – уехать в Штаты. Ты столько можешь там достичь! Там, если ты что-то делаешь хорошо, тебя ценят и ты продвигаешься вперед. Не то что здесь, где все под контролем дядюшек и тетушек, и…
Когда Джамшед закончил свои разглагольствования, Перси спокойно повернулся к маме и спросил тихим голосом:
– Мы можем поужинать сейчас? В восемь мне нужно встретиться с друзьями и решить, что нам дальше делать в деревне.
Через пять дней я вернулся в Торонто. Распаковал чемоданы, которые на обратном пути были довольно плоские и не требовали дополнительных кожаных ремней. Я убрал свои вещи и разложил в квартире маленькие безделушки ручной работы, которые купил в лавочках и в магазине народных промыслов.
Постепенно я понял, что привез с собой целый ворох загадок и вопросов, причем нерешенных. При мне был весь плачевный набор, все еще лишенный ясности. Прозрению придется подождать до следующего раза, следующей поездки.
Я размышлял, давая волю фантазии: вот я, Тиресий, мечусь между двумя жизнями, прибитый двусмысленностью и дихотомией, с которыми столкнулся…
Я вспоминал Джамшеда и его твердое нежелание получать удовольствие от поездок в Индию, его манеру везде видеть самое плохое. Но не ждал ли он тоже, делаясь все более нетерпеливым, некоего прозрения, потому что без него жизнь в Америке оставалась непонятной? Может, пренебрежение и надменность, которые он демонстрировал, были лишь способом уменьшить этот груз?
В то Рождество я получил от Джамшеда открытку. Аккуратные рождественская печать, марка и наклейка с адресом на конверте – все было в идеальном порядке, как и все остальное в его внешнем существовании. Я отложил ее, не читая, и задумался, не спрятано ли за этой безобидной внешней оболочкой еще больше сомнения, высокомерия и надменности.
Потом я вышел из квартиры, прошел по коридору и опустил конверт в мусоропровод.
Тренировки
– Не веришь нам – дело твое, – сказали родители Джахангиру Бальсаре, – спроси тогда Бхагван-Бабу. Пусть он, обладающий священной мудростью, решит, что эта девушка тебе не годится.